Константин Сомов - Война: ускоренная жизнь Страница 52

Довольно часто из-за отсутствия нашего красноармейцам и командирам-окопникам приходилось использовать трофейное обмундирование и обувь (немцы, кстати сказать, нередко делали точно так же).

«Мы передвигались со связью в передовых рядах пехоты, — вспоминал бывший командир взвода из 382-й стрелковой дивизии И.Д. Никонов. — Раз послал я Гончарука в тыл полка взять один аппарат вместо поврежденного. Ждем, ждем, а его все нет. Вдруг звонок. Запрашивает заградотряд: «У вас боец Гончарук есть?». Говорю: «Есть».

— Где он сейчас?

— Послан за аппаратом.

— Почему в немецкой шинели?

— Свою сжег, снял с убитого немца, пока другой не достанет.

Через некоторое время идет Гончарук, ругается: «Вот тыловые крысы, своих ловят!».

Михаил Сукнев, командир стрелкового батальона, Волховский фронт:

«С середины января по июль 1942 года батальон не мылся в бане. Не менял белье. Я обносился вконец. Сапоги носил немецкие с широченными голенищами. Белье — из черного шелка, даже паразиты скатывались, и мы были относительно чистыми.

С тыловиками случались у меня крутые разговоры. Обносились мы, как я уже сказал, до того, что с трупов немцев снимали сапоги. Вот до чего довели нас свои снабженцы! Прихожу к ним:

— Дадите обмундирование?

— Да вас все равно поубивают там.

— Сейчас же чтобы было! Иначе взлетите на воздух. Гранату брошу, я успею уйти, но вы уже тут останетесь! — кричу я.

— Сейчас, сейчас! Пиши, Костя, одеть первый батальон!».

Резюме всему вышесказанному можно, пожалуй, прочесть в книге под названием «В смертельном бою», автор которой офицер 132-й пехотной дивизии вермахта Готтлиб Бидерман воевал на русском фронте без малого четыре года:

«Русский солдат проявил себя крайне трудным противником, который, если правильно мотивирован, может вынести самые тяжелые условия. Стандартная летняя форма состояла из просторной цвета хаки гимнастерки и брюк, сшитых из легкого материала. Зимой использовался плотный шерстяной стеганый материал, который обеспечивал великолепную теплоизоляцию в холодном климате. Плотную шинель русские солдаты носили с собой в любое время года, используя ее и как одеяло, и как форму в зависимости от ситуации.

Русскому солдату выдавались сапоги на несколько размеров больше, чем его нога, поэтому он мог в суровые зимние месяцы набить их соломой или бумагой. Это служило эффективной и практичной защитой от изнурительных морозов, из-за которых погибло так много наших солдат. В последние месяцы войны войска Красной армии часто экипировались большими валенками, которые обладали отличной изоляцией. К сожалению, наши сапоги выдавались точно по размеру, и на Крымском фронте мы считали себя счастливчиками, что пострадали от суровой зимы куда меньше, чем дивизии на северных участках фронта.

Вермахт и Красная армия, вцепившись друг в друга, почти четыре года вели смертельную схватку, и за это время разница между двумя армиями, столь явная вначале, стала постепенно исчезать. Немецкий солдат тоже научился искусству импровизации и из необходимости жил в основном за счет земли, так как система снабжения медленно рушилась. Из практических соображений и, порой, необходимости даже формою противники стали походить друг на друга; то же можно сказать и об оружии и тактике ведения боя. В конечном счете наши окопники легче стали отождествлять себя с врагом, с которым вели жестокий бой, чем с лощеной и утонченной армией, которую они давным-давно знали в Германии».

Боевые подруги

Незадолго до войны для женщин-военнослужащих РККА было введено действительно удобное и практичное обмундирование. Оно состояло летом из темно-синего берета со звездой, защитной гимнастерки, шерстяной или хлопчатобумажной юбки, черных чулок, сапог или ботинок и шинели, застегивающейся на левую сторону. Зимою — шлем-буденовка, суконная юбка и гимнастерка, шерстяные гетры, открытый френч цвета хаки и перчатки. Наряду с беретом можно было носить и пилотку. Правда, по воспоминаниям защищавших Родину женщин и девушек, такого обмундирования и в запасных частях, и на фронте никто из них в глаза не видывал, и довольствоваться им приходилось куда меньшим.

«Смотрю теперь фильмы о войне: медсестра на передовой, она идет аккуратненькая, чистенькая, не в ватных брюках, а в юбочке, у нее пилоточка на хохолке. Ну неправда! — говорила писательнице Светлане Алексиевич бывший санинструктор Софья Дубнякова. — Разве мы могли вытащить раненого, если бы были такие. Не очень-то в юбочке наползаешь, когда одни мужчины вокруг.

А по правде сказать, юбки нам в конце войны только выдали, как наряд. Тогда же мы получили и трикотаж нижний вместо мужского белья. Не знали, куда деваться от счастья. Гимнастерки расстегивали, чтобы видно было»

Необходимость носить мужскую одежду для большинства женщин-фронтовичек была довольно серьезным испытанием.

Нонна Смирнова, рядовая, зенитчица:

«В роте по своему росту и комплекции я оказалась самой маленькой: рост сто пятьдесят три сантиметра, обувь тридцать пятого размера и, естественно, военной промышленностью такие мизерные размеры не шились, а уж тем более Америка нам их не поставляла. Мне достались ботинки сорок второго размера, надевала и снимала их, не расшнуровывая, и такие они тяжелые, что я ходила, волоча ноги по земле. От моего строевого шага по каменной мостовой высекались искры, и ходьба была похожа на что угодно, кроме строевого шага. Жутко вспомнить, каким кошмарным был первый марш. Я готова была совершить подвиг, но не готова была вместо тридцать пятого носить сорок второй размер. Это так тяжело и так некрасиво! Так некрасиво!

Командир увидел, как я иду, вызвал из строя:

— Смирнова, как ты ходишь строевым? Что, тебя не учили? Почему ты не поднимаешь ноги? Объявляю три наряда вне очереди.

Я ответила:

— Есть, товарищ старший лейтенант, три наряда вне очереди! — повернулась, чтобы идти, и упала. Выпала из ботинок. Ноги были в кровь стерты.

Тогда и выяснилось, что ходить я уже не могла. Ротному сапожнику Паршину дали приказ сшить мне сапоги тридцать пятого размера из старой плащ-палатки».

Однако самым страшным для большинства защитниц Отечества, зачастую отправившихся на фронт добровольно, было отсутствие нижнего женского белья, вместо которого им выдавали непривычное мужское. Некоторые девушки и женщины из портянок ухитрялись шить трусики и бюстгальтеры и получали за это наряды вне очереди от своих, ничего еще в обыденной жизни не понимающих мальчишек-лейтенантов. Не понимали те и многого другого, в отличие от мальчишек нынешних.

«Нам же ничего не выдавали, — вспоминала связистка Мария Калиберда. — Мы сторожили, когда солдаты повесят на кустах свои рубашки. Пару штук стащим. Они потом уже догадывались, смеялись: «Старшина, дай нам другое белье. Девушки наше забрали». Ваты и бинтов для раненых не хватало. А не то, что»

Лола Ахметова, рядовая, стрелок:

«Самое страшное для меня на войне — носить мужские трусы. Вот это было страшно. И это мне как-то. Я не выражусь. Ну, во-первых, очень некрасиво. Ты на войне, собираешься умереть за Родину, а на тебе мужские трусы. В общем, ты выглядишь смешно. Нелепо. Мужские трусы тогда носили длинные. Широкие. Шили из сатина. Десять девочек в нашей землянке, и все они в мужских трусах. О боже мой! Зимой и летом. Четыре года.

Перешли советскую границу. Добивали, как говорил на политзанятиях наш комиссар, зверя в его собственной берлоге. Возле первой польской деревни нас переодели, выдали новое обмундирование и. И! И! И! Привезли в первый раз женские трусы и бюстгальтеры. За всю войну в первый раз мы увидели женское белье».

И все ж, несмотря на все перипетии войны, на постоянный страх смерти и попросту отсутствие возможности даже умыться порой по-настоящему, не то что губы накрасить, женщин войны никогда не покидало природное желание быть красивыми. И порой им это удавалось.

«В одном немецком поселке нас разместили на ночь в жилом замке. Много комнат, целые залы. Такие залы! — вспоминала сержант снайпер Белла Эпштейн. — В шкафах полно красивой одежды. Девочки — каждая — платье себе выбирала. Мне желтенькое одно понравилось и еще халат, не передать словами, какой это был красивый халат — длинный, легкий. Пушинка! А уже спать надо ложиться, все устали страшно. Мы надели эти платья и легли спать. Оделись в то, что нам понравилось, и тут же заснули. Я легла в платье и халат еще наверх.

А в другой раз в брошенной шляпной мастерской выбрали себе по шляпке и, чтобы побыть в них хотя бы немного, спали всю ночь сидя. Утром встали. Посмотрели еще раз в зеркало. И все сняли, надели опять свои гимнастерки, брюки. Ничего с собой не брали. В дороге и иголка тяжелая. Ложку за голенище воткнешь, и все»