Алексей Бычков - Московия. Легенды и мифы. Новый взгляд на историю государства Страница 50

Не одина мати чада изостала, и жены болярскыя мужей своих и осподарев остали, глаголюще к себе: Уже, сестрици наши, мужей наших в живот нету, покладоша головы свои у быстрого Дону за русскую землю, за святыя церкви, за православную веру з дивными удалци, с мужескыми сыны».

Список — 2 Исторического музея дает другой вариант окончания:

«Ту ни галици ни щурове въспели жалостные песни у Коломны на заборолах на въскресение на Якимов и Аннин день. То ти были ни щурове ни галици воспели, въсплакалися жены коломенскыя, а ркучи таково слово: «Москва, Москва, быстраа река, чему еси залелеяла мужей наших от нас в землю половетскую литовскую». А ркучи тако: «Можеши ли тамо, господине князь великий, веслы Непру запрудити, а Дон шоло-мы вычерпати, а Меч реку трупы татарскими запрудити. Заткни, государь князь великий, Оки ворота, чтобы погании потом к нам не заходили. Уже мужи наших рать трудила в суботу на рожество святой богородици крестьян татарове на поле Куликове на речке Непрядве».

В «Списке Ундольского» представлен более полный, «объединенный» вариант: «Восплакашася вси княгини и боярыни и вси воеводские жены о избиенных. Микулина жена Васильевича Федосья да Дмитриева жена Марья рано плакаша у Москвы града на забралах стоя, а ркут тако: «Доне, Доне, быстрая река, прорыла еси ты каменные горы и течеши в землю Половецкую. Прилелей моего господина Микулу Васильевича ко мне».

А Марья про своего господина тоже рекла, а Тимофеева жена Волуевича такоже плакахуся и рече тако: Се уже веселие мое пониче во славном граде Москве, и уже не вижу своего государя Тимофея Волуевича в животе нету. А Ондреева жена Марья да Михайлова жена Оксинья рано плакашася: Се уже обемя нам солнце померкло в славном граде Москве, примахнули к ним от быстрого Дону поломянные вести, носяше великую беду и сседша удальцы з добрых коней на уженое место на поле Куликове на речке Напряде.

И вое плакал ися жены коломеньские, а ркут тако: «Москва, Москва, быстрая река, чему еси залелеяла мужей наших от нас в землю Половецкую».

В «Синодальном списке» дополнено: «Тогда яко орли слетешася но великия сыли татарския поганого царя Момоя. Я побегоша татарове нетоличными дорогами, пометавше оружие свое и руками своими покриваху главы своя и плакашася горко глаголюще: Уж нам у Золотой орда не бывати, бедных жон и детей не видати. Се ж погибе царей наших веселие и величество и радост и похвала на Рускую землю из радостою ходити.

И погнаше руския сынове вослед поганых татар и победивше много множества поганых татар безчисленно и возростишася и с победою и с великою радостию к великому князю Дмитрию Ивановичу и ко брату его Володимеру Ондреевичу на поли Куликове на реце Непрядене. Быст радост великая руским князем.

Ставши на костехъ поганих татар вострубили и з радости начаша имати кони и верблюды и камки, носечи, сребро и злато и крепкия доспехи и чест и жемчуги и дорогое взорочия, колко хто хотечи и могучи, толко возимаючи. Жены руския татарским златом.

Княз великий Дмитрей Иванович получи божию милость пречистия его матери и всех святых его, молитвами святых чудотворец руских Петра и Алексия и преподобнаго отца нашего Сергея и брата его святого Володимера Киеского, иныя многия руския вдалцы князи и бояре и боярския дети возратишася из своим господарем ко славному граду Мокве с великою победою и з росстию незглаголанною.

И поганый цар Момай с малою дружиною прибегъ ко Кафе и рекоша ему фрезове: Поганый царю и бедный Момаю, пошел еси похвалившисе на Рускую землю з деветю ордами и з семию девет великими кназми ординскими темними, а нынече еси прибегъ самою дружиною толко самъ десят. Нешто гораздо чтили их руския князи твою дружину темных князей великих вланов, што их с тобою никого нет? А то сами розумем, поганый Момаю, что от великию чести от солодких медов князей руских вся твоя дружина зогибла, и многия орды погибли и главы свои потерали. А ты ж сам худый бедный царю Момаю, чести своея избыв, вечно, поганый Момаю, задениши нас своям безумием, яко ж пишет во причах: похвала бывает мужу безумному великая пагуба. А инде пише во причах: гордому богу противится, а смиренному дает благодат. Богу нашему слава и ныне и писно и во веки веком амин.

Конецъ».

Разберем внимательно, что же нам говорит Софоний? Из «Задонщины» узнаем, что Куликовская битва произошла в 1384 году на территории современной Москвы к югу от Донского монастыря (в начале Загородного шоссе).

Куликово поле… Однако правильнее писать не Куликово, а Кулигово, то есть Дальнее, не примыкающее непосредственно к поселению. «Кулига, кулички — обозначает отдаленное место» (Д.С. Лихачев).

Ныне на этом поле расположено Замоскворечье. Чтобы быть уверенными в этом, приведем цитаты из «Задонщины»:

«Уже заскрипели телеги меж Доном и Днепром, идут хиновя в Русскую землю».[69]

«А от Калкской битвы до Мамаева побоища 160 лет» — отсюда дата битвы: 1224 + 160 = 1384 г. Эта дата явно не совпадает с датой чужеземного монаха.

«На Москве кони ржут, звенит слава русская по всей земле Русской. Трубы трубят на Коломне, в бубны бьют в Серпухове, стоят стяги у Дона великого на берегу. Звенят колокола вечевые в великом Новгороде…»

Ясно, что на Дону русские стяги, он течет по русской земле.

«Господин князь великий, уже поганые татары на поля наши наступают, а вотчину нашу у нас отнимают, стоят между Доном и Днепром, на реке на Мече. И мы, господин, пойдем за быструю реку Дон… храбрых своих испытаем, а в реку Дон кровь прольем за землю русскую…»

То есть русские стяги стояли на одном берегу Дона. Татары пришли на русскую землю и стоят на другом берегу Дона, на реке Мече. Меча — правый приток Дона. Стало быть, русские стояли на левом берегу Дона.

«Быть стуку и грому великому на речке Направде меж Доном и Днепром, пасть трупу человечью на поле Куликовом, пролиться крови на речке Направде».[70]

«…прибежали серые волки… воют на реке Мечи, хотят наступать на землю Русскую… Мамай на Русскую землю пришел и воинов своих привел».

Отсюда ясно, что Меча — на русской земле.

«Русская земля, это с тобой так, словно ты за Сулейманом царем побывала».

Сулейман победил сербов на Косовом поле. Софоний сравнивает Мамаево нашествие с нашествием турок на Балканы. Возможно, сам Софоний Рязанец был из сербских беженцев, ибо слово «Чура», что по-русски означало граница, межа, переводит на церковно-славянский как «Межа», притом через «дервь», «Меджя» — «Меча».

«…за Дон перелетели… Это перевезлись и наехали сыновья русские на сильную рать татарскую… загремели мечи булатные о шлемы китайские на поле Куликовом, на речке Направде…костями татарскими поля насеяны, а кровью полито… Русь великая одолела Мамая на поле Куликовом».

Ни о каком количестве войск нет ни слова. Пока неясно, где находится Напрадва и Дон. Многие почему-то думают, что Дон — это Танаис. Но пока это ни из чего не видно, хотя и возможно.

«…заплакали княгини и боярыни и воеводские жены об убитых. Микулина жена Марья рано плакала у Москвы-города на стенах, приговаривая: «Дон, Дон, быстрая река, прорыла ты горы каменные, течешь в землю половецкую, принеси волнами моего государя ко мне, Микулу Васильевича».

А вот теперь мы точно знаем, Дон вовсе не Танаис, это река, текущая мимо города Москвы, текущая в Волгу и несущая на своих волнах тела павших на поле Куликовом. Стало быть, Дон — это славянское название Москвы-реки.

«…расплакались жены коломенские, приговаривая так: «Москва, Москва, быстрая река, зачем ты у нас мужей наших угнала волнами в землю половецкую?»

Теперь ни у кого не может быть сомнений: Дон и Москва — одна и та же река, но первое название — русское, второе — финское. Ведь Московский край в то время — это исконно финские земли, ославянивание которых только начиналось. Но раз так, то Куликово поле должно находиться в Москве, мимо которой протекал Дон, в который впадали речки Меча/Межа и Направда.

Если так, то татары, бегущие с поля Куликова, должны бежать, форсировав Оку, через Рязанскую землю. Однако эпизод бегства в «Задонщине» не описан. Зато в летописной повести «О побоище на Дону и о том, как великий князь бился с Ордою» этот эпизод воспроизведен подробно.

«Олег Рязанский… на реке мост разломал; а кто поехал с Донского побоища домой через его вотчину, Рязанскую землю, бояре или слуги, тех велел он задерживать, грабить и отпускать нагими».

Но кого он грабил? Если бежали с Куликова поля татары, то тогда татар, разгромленных русскими. Если русских, то зачем бежать с поля боя через рязанскую землю после победы над татарами? Да и зачем ходить за 300 км, оставляя в тылу врага — рязанцев? Ведь граница московских земель проходила севернее Оки по реке Северке, текущей чуть южнее Домодедова. Да и зачем разбитым татарам, бегущим с Куликова поля, которое якобы на Дону-Танаисе, бежать в Крым или в южные степи, переправляясь через Оку? Зачем им переправляться через Оку? Ведь это же намного севернее Дона?