Из новейшей истории Финляндии. Время управления Н.И. Бобрикова - Михаил Михайлович Бородкин Страница 49

не обошлась, вероятно, ни одна манифестация и демонстрация. Установлено, что двое из профессоров принимали участие в выработке текста массового адреса 1901 г. Летние чтения, которыми студенты в свое время приносили пользу населению, превратились теперь в сообщения, преследовавшие цели, неудобные с правительственной точки зрения. Замечено было, что эта популярная проповедь сепаратизма усилилась в период брожения. «Мое заключение о вреде университетской просветительной деятельности народа основано на пережитом опыте, — писал генерал-губернатор к канцлеру. Чтения студентов давно уже приносили вред и поэтому следовало бы от них отделаться ради чисто русских интересов». Мне доложили «о праве студентов непосредственно участвовать в святом деле просвещения народа, устраивая для того сборища и навещая крестьян в хижинах. Если бы эти сходки не обращались в революционные, разумеется, я не поднимал бы вопроса об их реорганизации»... Пресечь это злоупотребление было не легко. Пытались учредить контроль за темами лекций, но он свелся к пустой формальности, в виду возможности легкого его обхода. Полное же воспрещение чтений было бы оглашено, как отрицательное отношение власти к заботам образованных людей служить делу народного просвещения.

В виду временного воспрещения учреждать новые общества с образовательными целями, в газетах выражена была надежда, что «политическое воспитание» финского народа будет осуществлено при помощи лекций студентов во время летних вакаций. Но так как о лекциях нужно было заявлять куратору или инспектору своего землячества, то печать сейчас же явилась с советами и рекомендовала средство для обхода установленных формальностей. Вместо чтений предлагалось производить беседы и рассуждения. Воздействие дома и на работе «не может встретить противодействия с внешней стороны» (Uusi Maa). Предлагали, кроме того, воздействовать народной песней, удобными брошюрами и газетами. «Воспряньте сыны и дочери Суоми для весенней работы». «В общности образования лучшее наше оружие против угрожающей нам опасности». (Kotka Nyheter). «Nya Pressen» писала тогда же: «В области духовной жизни, как и в борьбе с невзгодами природы, необходимо основательно приготовлять народ к грядущему, ибо, в противном случае, если мы не выкопаем достаточно глубоких канав, одна морозная ночь может уничтожить все»... Этот намек понимался в крае всеми.

Чтобы смягчить неблагоприятное для русского дела направление, господствовавшее в университетской жизни, Н. И. Бобриков предложил несколько мер, касавшихся вопросов о канцлере и новых кафедрах. «Университет крайне распущен в политическом отношении и назначение русского канцлера совершенно необходимо», — писал он 17 сентября 1900 г. к B. К. Плеве. Роль канцлера в университетской сфере очень значительна. Финляндцы в политических своих видах давно уже добивались назначения канцлером университета Наследника Цесаревича, желая таким образом получить новую возможность влияния на отношения Верховной власти к делам Финляндии. Указанная мысль принадлежит епископу Тенгстрему, который (в феврале 1815 г.) подготовлял таким путем сильную опору для края у Трона. Первым канцлером был Сперанский; его заменил гр. Г. М. Армфельт. С 1900 по 1904 г. канцлерскую должность занимал B. К. Плеве. Но так как он обременен был другими должностями, то неоднократно возникал вопрос о его заместителе. Подумывали подыскать подходящих русских людей на должности канцлера и вице-канцлера. В одно время шла речь о назначении канцлером университета министра народного просвещения Боголепова.

Русское влияние последних лет сказалось в том, что в Гельсингфорсском университете положено открыть на юридическом факультете ординарную кафедру русского государственного права и истории русского права, а в историко-филологическом отделе философского факультета — ординарную кафедру истории России и русского государствоведения. Утверждая этот проект, Государь Император соизволил выразить уверенность, что преподавание этих предметов будет проникнуто стремлением воспитать в финляндском юношестве преданность Престолу и добрые чувства к России.

Этими разрозненными распоряжениями Н. И. Бобриков не мог ограничиться. В то же время закон устранял начальника края от всякого контроля и вмешательства в дела финляндских учебных заведений. Прежние генерал-губернаторы мирились с таким положением; но Н. И. Бобриков ужаснулся за будущее. И чтобы впредь вопрос о школе не заглох, чтобы равнодушие и невнимание не повторялись в прежнем грандиозном размере, к делу первостепенной важности, и чтобы финляндские власти не могли продолжать одни хозяйничать в учебной области, Н. И. Бобриков ввел в новую инструкцию генерал-губернатору (26 марта 1903 г.) особую статью, обязывавшую его иметь «общий надзор за всеми финляндскими учебными заведениями». Мало того; «направляя учебное дело в духе преданности Государю Императору и России», генерал-губернатор обязан, лично или при посредстве состоящих при нем должностных лиц, удостоверяться «в надлежащей постановке в означенных учебных заведениях преподавания и воспитания».

VII. Преобразования

«Сенат нам противодействует явно и тайно, а о медленности делопроизводства и говорить нечего. Что можно сделать в день, они делают в год». «Все, что ему не по вкусу, он затягивает в расчете на забвение и перемену курса. Ведь он ободрял прессу и поощрял демонстрации. Ведь он отправил в Петербург депутацию, имевшую целью просить Государя об отмене или пересмотре манифеста». «Бесцеремонность сената просто поразительна. До сих пор никто не подтягивал этот грозный местный орган, пред которым подчас трепетали даже и генерал-губернаторы». «Благоволите обратить внимание, что Высочайше одобренное и даже утвержденное узаконение сенат осмеливается именовать нецелесообразным». Таков был сенат, по словам Н. И. Бобрикова, в первый период его управления Финляндской окраиной.

Наибольшее противодействие сената выразилось в нежелании опубликовать некоторые новые законы. Обнародование манифеста и вообще Высочайших повелений, в сущности, простая формальность для сената, а между тем сенаторы смотрели на себя, как на каких-то верховных вершителей судеб края. В то же время сенат боялся навлечь на себя упрек сейма или общественного мнения и совершенно забывал, что именуется Императорским, почему является обязанным охранять общегосударственные интересы и повеления Монарха. Прежде сенат никогда не прибегал к подобным способам противодействия правительству. Раньше он единогласно постановлял печатать такие акты, как манифест 1860 г. о созыве январской комиссии, постановление 1890 г. об объединении почтовой части и т. д. Произошла, следовательно, крутая перемена в политических воззрениях его членов.

В 1900 г., когда нужно было опубликовать манифест о русском языке, трое сенаторов воздержались от голосования, а шестеро немедленно подали в отставку. На подобный отказ сената обнародовать манифест заграницей взглянули, как на вызов сделанный России.

Сенат — исполнительный орган; но когда, он вышел на путь протеста, то местные газеты старались придать ему иное, более существенное значение. По мнению «Nya Pressen» сенат являлся коллегией советников Монарха и, кроме того, высшей административной властью края «с обязанностью обнародовать и исполнять повеления Монарха, но лишь поскольку они согласованы с законами Финляндии». «Hufvudstadsbladet» усмотрела в сенаторах «уполномоченных» финского народа... «Должностное лицо