Русские уроки истории - Дмитрий Евгеньевич Куликов Страница 41

Как бы ни различались «экономические модели» социализма в различных странах Латинской Америки, Западной Европы или мира англосаксонской культуры, все они — всего лишь конкурентная имитация социализма, основанная на культе потребления и пропаганде социальной справедливости. Все они исповедуют либеральную версию левой идеологии, практикуют всеобщую представительную демократию, то есть являются буржуазными обществами, основанными на стремлении к богатству и бегстве от труда. Опыта реального солидарного государства, то есть подлинного исторического социализма, у них нет, в отличие от нас. В то же время азиатские страны — Китай, Вьетнам — отказавшись от коммунизма, но сохранив власть партии, строят именно реальный социализм как устойчивое, а не переходное состояние общества.

Социализм, в отличие от коммунизма, это не абстрактная противоположность капитализму, а практическое его отрицание и следующая стадия развития цивилизации. Альтернатива социализму проста: грабить самим или быть ограбленными.

Расширенное воспроизводство человека как историческая цель для России

Нам нужен социализм, нацеленный на воспроизводство человека. Это прямое продолжение советской коммунистической программы подъёма народа к культуре и народному государству. Народом на его пути овладения культурой пройден лишь первый шаг — произошло знакомство, предстоит осмотреться. Реакция Запада на это историческое событие в русской цивилизации — запуск сотен программ управляемой деградации, отказа от культуры в пользу «уровня жизни» и потребления. Инструмент — сходящий уже со сцены «образец» западного потребительского общества. Аргумент — «оставьте культуру элите, она в ней разбирается лучше». Другой аргумент: «культура устарела и несовременна, технический — а значит и социальный — прогресс в ней не нуждаются». Этому аргументу уже полторы-две сотни лет, но он всё ещё в ходу. Установка на народное освоение культуры должна быть воспроизведена. В этом — необходимая нам преемственность с советским периодом нашей исторической жизни. Культура сложна и многоуровнева, иерархична, культурный человек осознаёт свой уровень, достигнутый в её освоении. Поэтому культура не располагает к анархии, в том числе импортированной под видом демократии.

Марксистский нравственный нигилизм оказался чуждым русскому народу. Моральный кодекс строителя коммунизма, во-первых, существовал, а во-вторых, многое взял из православной морали, особенно в части уважения к труду, столь презираемому греческой традицией, да и Марксом тоже, ведь практически труд, по Марксу, — отчуждение человеческой сущности, как бы там ни было с надеждой на снятие отчуждения и освобождение труда.

В этом принципиальное отличие советской практики от либерального вектора движения Запада, на знамёнах которого написано, что мораль (общественные запреты) себя изжила и от неё надо отказаться во всех её формах, равно как и от этики (собственного персонального самоограничения) и нравственности (Заветов Бога). Почему? Потому что мораль, этика и нравственность, робкие попытки различить и защитить которые предпринимал Юрген Хабермас[35], мешают расширению рынка. Ничего у Хабермаса не вышло, поскольку попытка защиты делалась с негодными средствами: мораль, этика и нравственность, по Хабермасу, якобы являются основой демократии. Однако вся история человечества показывает, что они, конечно, основа монархии. А жертвенная гибель Николая II подняла русскую монархию на недосягаемую нравственную высоту.

Мораль, этика и нравственность всегда обеспечивали выживание человека. Человек должен ограничивать себя сам, поскольку он свободен от экологической ниши, в которой живут другие виды. А если не сможет — его будут ограничивать последователи теории Мальтуса и созданной им экологической религии посредством порабощения и геноцида — контроля численности и прожорливости человеческого стада. Раба можно убивать законно и без сантиментов — ведь это ликвидация вещи. То, что сам раб не ведает своего состояния, лишь помогает делу. Англосаксонская политическая реализация мальтузианской доктрины практикует убийство как основной метод и предполагает даже убийство России с целью изъятия у русского многонационального народа его жизненных ресурсов. Единственная альтернатива ей — достижение состояния нравственной разумности. Надо не быть стадом.

Кризис Запада, его трагедия, как осознают его западные идеологи и адепты (см., например, Квигли[36]), был окончательно оформлен программой Просвещения, провозгласившего примат Разума над нравственностью. Эту линию продолжил Гегель, а за ним и Маркс. Восстановление единства мысли и этики потребует критики натурализма (убеждения, что существует только данное), ограничения тотального распространения методов и подходов естественных наук к человеку и социуму (чем определена трагедия ХХ века, подготовленная XIX веком) и эстетического ренессанса. Последнее важно в плане преодоления дихотомии как универсального метода и подхода — для синтеза нужны не два элемента, а минимум три. Новая эстетика — это, прежде всего, философия, наука и практика организации, представления о которой были впервые развиты русским философом А. Богдановым, резко осуждённым за это В. Лениным. Синтез, до которого гегелевская/ марксистская диалектика-дихотомия не смогла дойти, — и есть организация.

Сегодня сциентизм, взятый на вооружение современным рабовладением, предполагает уже не просто убийство отдельных индивидов, а последовательную телесную и генетическую разборку человеческого биоида. Так теперь трактуется человеческое тело, бывшее сосудом души и остававшееся телом, только пока душа находилась в нём. Аналитический подход к человеческому телу рассматривает его как мёртвое. Такой подход и делает его мёртвым. О синтезе тут нет и речи. Гендерное расщепление, пропаганда секса (полового контакта без целей воспроизводства человеческого рода) как своего рода наркотической зависимости, программы бездетности и разрушения семьи, идеи постгуманизма, в том числе сращивания человека с машиной и подчинения ей — всё это подготовка идеологии и практики убийства человечества. Россия — препятствие на этом пути. Русский нравственный разум сохранит человека — в этом наша миссия на Земле.

Воспроизводство человека и его носителя — культурного народа — может проектироваться только как сверхдолгий цикл, заведомо недоступный частному планированию. Такое проектирование не может быть ограничено сроком активного периода жизни одного индивида или одного поколения. Вклады в воспроизводство человека альтернативны инвестициям в товарное производство — и даже в инфраструктуру. Последние при капиталистическом способе организации общества и экономики не способны поглощать избыточную энергию народа и не обеспечены ростом рынков сбыта в постколониальных экономиках. Именно государство должно обеспечить воспроизводство человека, развитие его средств и институтов. В этом его главная функция в преодолении цивилизационного кризиса общества, модернизированного капиталом до новой формы рабовладения.

Воспроизводство человека, конечно же, не является естественным природным процессом. Человек рождается, формируется, воспитывается и обучается, вводится в культурно-исторические и духовные измерения системным комплексом общественных институтов и практик. Поэтому следует формировать особую сферу (системное единство, синтез многих процессов) воспроизводства человека, включающую в себя связанные друг с другом процессы образования, здравоохранения, культурного, религиозного и семейного воспитания.

Демографическая проблематика производна от состояния сферы воспроизводства человека. Рождаемость — лишь один из критериев её состояния.