Немцы после войны. Как Западной Германии удалось преодолеть нацизм - Николай Анатольевич Власов Страница 40

июня каждый немец мог обменять 40 рейхсмарок на 40 новеньких дойчемарок — немецких марок. Еще 20 марок можно было обменять спустя несколько недель. Работодатели получали в свое распоряжение по 60 новых марок на каждого работника, чтобы иметь возможность выплатить зарплату. Банковские депозиты и кредиты пересчитывались в пропорции 1:10. При этом половина и так на порядок похудевшего вклада отправлялась на блокированный счет, где впоследствии теряла еще 70 процентов. В итоге каждые 100 рейхсмарок в банке превращались в 6,5 новых марки.

Реформу поначалу встретили весьма неоднозначно. Больше половины западных немцев считали ее несправедливой. Действительно, условия обмена денег оказались крайне невыгодными для обладателей накоплений и благоприятными для владельцев бизнеса, которым фактически списывались кредиты, пересчитываемые примерно по той же методике, что и вклады. Однако задача реформы заключалась не в том, чтобы установить всеобщую справедливость и равномерно распределить тяготы. Как уже говорилось выше, главной целью был запуск экономики; заранее заложенный в схему дефицит ликвидности должен был заставить предпринимателей активнее продавать свои товары и расширять производство, а работников — больше и интенсивнее трудиться. В значительной степени этот расчет сработал: промышленное производство в английской и американской зонах выросло за второе полугодие в полтора раза (хотя его уровень все еще составлял три четверти довоенного).

Одновременно с проведением денежной реформы в Бизонии были введены свободные цены — целиком и полностью инициатива Людвига Эрхарда, которую оккупационные власти встретили с некоторым недовольством. Легендарным стал диалог между Эрхардом и Клеем. Когда американский генерал, нахмурив брови, спросил, по какому праву немец меняет правила, установленные оккупационной администрацией, Эрхард с широкой улыбкой поправил собеседника: он их не изменил, а отменил. «Но все мои советники против!» — воскликнул Клей. «Мои тоже», — еще шире улыбнулся Эрхард. Действительно, идею либерализации цен поддерживали немногие — даже притом что цены на такие жизненно необходимые вещи, как продукты и коммунальные услуги, регулировались еще на протяжении нескольких лет. Эрхард оказался объектом жесткой критики и на какое-то время стал едва ли не самым ненавистным человеком в стране. На него яростно нападали социал-демократы, и даже такой далекий от любых левых идей человек, как графиня Марион Дёнхофф, называла его политику абсурдной и предрекала экономическую катастрофу. В западногерманском обществе было распространено недоверие к свободному рынку, сильная регулирующая рука государства считалась необходимой.

Денежная реформа 1948 г. оказалась вскоре окружена множеством мифов. В сознании потомков она предстала рубежным событием, в одночасье завершившим трудный послевоенный период и открывшим эру «экономического чуда». Дефицит и черный рынок мгновенно остались в прошлом, прилавки словно по мановению волшебной палочки наполнились забытыми товарами. Оптимистичные наблюдатели восторгались:

С совершенной неожиданностью исчез черный рынок. Витрины были забиты товарами, дымились фабричные трубы, и улицы были заполнены грузовиками. Вместо мертвой тишины развалин повсюду раздавался шум стройки… Еще накануне немцы бегали бесцельно по городу, чтобы разыскать дополнительно какие-нибудь жалкие продукты питания. А на следующий день мысли их уже концентрировались лишь на том, чтобы заняться производством этих продуктов питания. Накануне на лицах немцев была написана безнадежность, на следующий день целая нация с надеждой смотрела в будущее[104].

Именно так западные немцы будут вспоминать июньские дни 1948 г. много лет спустя. Новая валюта превратилась в символ новой Западной Германии. Говорили даже о возникновении «патриотизма немецкой марки»: важнейшей составляющей идентичности многих западных немцев стала принадлежность к успешному в экономическом плане обществу.

На деле никакого волшебства, конечно же, не произошло. Появление новых денег стало лишь самым ярким эпизодом большого, сложного и длительного процесса. Денежная реформа оказалась бы во многом бессмысленной, если бы не предшествовавшая ей кропотливая работа по восстановлению реального сектора западногерманской экономики. Товары, появившиеся на полках в день введения новой валюты, были произведены в предшествующие месяцы. Производители и торговцы придерживали их на складах, чтобы не продавать за обреченные рейхсмарки. Естественно, когда они дождались новой валюты, ситуация кардинально изменилась — именно этим объясняется эффект внезапного наполнения полок в магазинах, так поразивший многих современников. И у предпринимателей, и у обычных людей появился стимул зарабатывать деньги. Если в 1947 г. взрослые мужчины работали в среднем менее 40 часов в неделю, то в 1948 г. этот показатель достиг 43, а в 1949 г. — 49 часов.

Однако полки ломились от товаров недолго. Вскоре дефицит вновь дал о себе знать, а вслед за ним начался и рост цен. Во втором полугодии 1948 г. они заметно поднялись, инфляция составила около 40 процентов в годовом исчислении. Чтобы как-то компенсировать это, в ноябре пришлось отменить запрет на повышение заработной платы. Денежная масса в обращении росла быстрее, чем хотелось бы Экономическому совету; это угрожало стабильности новой валюты. В конце года Банк немецких земель был вынужден принять жесткие, но успешные меры для обуздания инфляции. В результате рост промышленного производства замедлился.

Реформа, таким образом, не привела к мгновенному процветанию. Она не решила — да и не могла решить — всех проблем западногерманской экономики. Более того, она имела ряд негативных последствий. Во-первых, серьезно выросла безработица, которая достигла своего пика к концу 1949 г. Если в декабре 1948 г. в западных оккупационных зонах насчитывалось 800 000 безработных, то год спустя эта цифра превысила 2 млн (13,5 процента трудоспособного населения). Во-вторых, уровень жизни многих немцев почти не изменился. Основная масса населения по-прежнему могла позволить себе только самое необходимое. Лидеры западногерманских профсоюзов говорили об «антинародной политике» Эрхарда, а осенью 1948 г. провели всеобщую стачку, в которой приняли участие 9 млн человек. В-третьих, нехватка немецких марок у населения привела к упадку в тех отраслях, которые раньше процветали за счет склонности людей легко тратить рейхсмарки. В первую очередь это затронуло сферу развлечений: посещаемость театров упала, многие популярные журналы обанкротились.

Тем не менее в целом экономическая ситуация продолжала улучшаться. Если во второй половине 1948 г. промышленное производство составляло 73 процента от уровня 1936 г., то весной 1949 г. оно превысило 80 процентов, а к концу года достигло 95 процентов. В январе 1949 г. 52 процента опрошенных заявили, что за последний год их материальное положение улучшилось. В том же году цены в результате насыщения рынка и роста предложения немного снизились. Одновременно пошли на спад эпидемические болезни и детская смертность. Это был верный признак растущего уровня жизни. Западные немцы все дальше отходили от роковой черты, за которой маячила гуманитарная катастрофа.

Следствием этого стало и изменение отношения к оккупационным державам. В первую очередь речь идет об американцах, имевших финансовые возможности для масштабной помощи западным немцам. На англичан и французов доброе отношение распространялось в меньшей степени. В