Как Николай II погубил империю? - Александр Иванович Колпакиди Страница 36

На спичечной фабрике братьев Кухтериных в Томске (построена в 1894 году) дети, начиная с 7–8 лет, работали на набивке коробков. Работали по 12–14 часов в день, с перерывом на обед и чай. За каждую упавшую спичку платили штраф. Норма для детей — 400 коробков[85]. При этом Кухтерины были у рабочих на хорошем счету и действительно относились к ним неплохо: и казармы хорошие (всего по четыре семьи в большой комнате), и вполне прилично кормили. Просто так было принято, вот и все…

Зачем фабрикант набирал детей? Ну, это же так просто! Дешевая и покорная рабочая сила (про треть зарплаты взрослого рабочего не забыли?). Выгода была настолько велика, что основные баталии шли не вокруг рабочего дня, а вокруг законодательства о детском труде. Правительство в кои-то веки задумалось о народном здоровье (правда, было это не при столь любимом монархистами Николае, а при его отце). Закон 1 июня 1882 г. запрещал принимать на работу детей до 12 лет, а от 12 до 15 ограничивал рабочий день 8 часами, запрещал ночную работу и работу в воскресные дни, а также детский труд на вредных производствах.

И сразу же начались оговорки: хозяева клялись и божились, что никак не могут обойтись в своем деле без этих ценнейших специалистов. В результате они сперва добились отсрочки введения закона до мая 1884 года. Затем министр финансов дал разрешение «в случае надобности» на труд ребятишек от 10 до 12 лет и ночную работу подростков до 15 (правда, не больше четырех часов, но кто там, в цехах, считать-то будет?).

В 1887 году был принят эпохальный закон о воспрещении ночной работы подростков до 17 лет и женщин, но… только на вредных работах в фарфоровом и спичечном производстве (никакой охраны труда, естественно, там не было). И лишь в 1897 году этот закон был распространен на мануфактуры. А как же зеркальные производства с их ртутью, как заводы серной кислоты?

Впрочем, уже в 1890 году появились… что? Правильно, послабления. В случае производственной необходимости рабочий день для детей увеличивался до 9 часов, а в стеклянном производстве их можно было ставить в ночную смену (6 часов — но кто проверять станет?). Надо ли особо оговаривать, что исключение тут же стало повсеместным и постоянным? Платить в три раза меньше — разве это не самая настоятельная производственная необходимость?

Адольф Тайми, с воспоминаний которого началась эта глава, работал на коробочной фабрике в 1991 году, по одиннадцать часов в день, а было ему десять лет — за 10 копеек в день. Как видим, закон — сам по себе, труд — сам по себе.

О. Тихон Шевкунов. «Как бы то ни было, можно без всякого преувеличения утверждать, что примерно с конца нулевых годов ХХ века уровень жизни рабочих в Российской империи был таким, о каком приходилось только мечтать последующие десятилетия».

Что, в самом деле?

«Сбережение народа»

Так называется глава, посвященная медицине. Заголовок звучит прекрасно и возвышенно — пока не окунешься в частности. После чего перемещается в жанр черного юмора.

О. Тихон Шевкунов. «Главное достояние страны — ее народ. За годы царствования Николая II население России выросло на пятьдесят миллионов человек! Такой небывалый ни раньше и ни позднее в нашей истории прирост населения страны означает, что принципиальным образом изменилось благосостояние народа. Разительно улучшилось здравоохранение, резко уменьшилось количество младенческих и детских смертей, поднялись качество и продолжительность жизни».

А точно прирост населения означает именно это? Может быть, у данной задачи есть и другое решение?

О приросте в сельских общинах мы уже писали, не станем повторяться. Изменение благосостояния как-то в глаза не бросается совершенно. Наоборот — деревня стала голодать чаще, реальная заработная плата рабочих упала. Что касается рождаемости… Вот один пример (если о. Тихону можно про Косыгина, то почему мне нельзя что-то подобное?).

Итак, рассказ рабочего Харьковской губернии о своем детстве.

«Отец мой был чернорабочий, а нас, детей, было восемь человек. Мать — домохозяйка. Я помню хорошо одно: мы всегда были голодны, в хате постоянно стоял плач голодных малышей. Они на все лады просили хлеба. Отец приходил с работы поздно вечером и приносил на свой заработок, если он его имел, одну черную хлебину. Больше у нас ничего не было. Мать разрезала хлеб на маленькие кусочки и поровну делила между нами. Затем давала по чашке чаю с молоком, но без сахара. Все это мы съедали мгновенно и ни в какой мере не наедались…»[86]

В конце концов, отец умер. Рабочий говорит, что спасла их от гибели советская власть, не уточняя: то ли паек им выделили как бедной семье, то ли в детдом малышей забрали. И вот вопрос: зачем человек, который и себя-то не может прокормить, плодит столько детей? Предохраняться не умеет? Или расчет был на то, что шесть из восьми умрут, а двое останутся? И ему просто не повезло — выжило восемь?

Надо ли радоваться такой многодетности? Куда еще плодиться населению, если и тех, кто есть, не прокормить?

Ладно, мы не о рождаемости, мы о медицине.

О. Тихон Шевкунов. «По числу врачей Россия занимала второе место в Европе и третье в мире».

Ну, а почему бы и не занимать? Из более-менее развитых стран Россия — первая по населению, США следуют с отрывом почти что вдвое, а в Европе страны-то развитые, да — а вот территории крохотные, население нигде не дотягивает даже до ста миллионов. И снова зададим гадкий вопрос: а если не по валу, если брать относительные показатели, картина будет столь же благостной?

Не совсем…

Итак, первое место по числу врачей занимали Соединенные Штаты. Страна большая, население тоже не маленькое — 96,5 млн человек. Округляя до тысяч, в 1913 году там насчитывалось 185 тыс. врачей, или по 19 на 10 тысяч жителей. Второе место занимала Германия — 33,7 тыс. на 68 млн, или 5,2 на 10 тысяч населения. В России последний показатель составлял 1,8 на 10 тысяч — в десять раз меньше, чем в США, и в три раза меньше, чем в Германии. В других европейских странах показатели были не хуже, чем у немцев, просто сами они маленькие, а соответственно, абсолютные числа невелики.

Отчего