Наследники или ренегаты. Государство и право «оттепели» 1953-1964 - Павел Владимирович Крашенинников Страница 35

граждан» и «Преступления против правосудия». Была разграничена ответственность за кражу, грабеж, разбой, присвоение и растрату, мошенничество и другие формы хищений. Значительное внимание было уделено борьбе с «преступными паразитическими элементами», к которым относились лица, осуществлявшие частнопредпринимательскую деятельность, коммерческое посредничество, занимавшиеся спекуляцией, обманом покупателей, попрошайничеством и совершившие некоторые другие корыстные преступления.

В ходе обсуждения проекта УК РСФСР в Верховном Совете РСФСР, как положено, были высказаны многочисленные слова поддержки, сопровождавшиеся цитированием партийных программ и речей Н. С. Хрущева, а также приводились конкретные примеры проводимой в различных регионах работы по исправлению преступников общественными мерами, применяемыми прежде всего товарищескими судами. При этом обсуждение сопровождалось и выступлениями, в которых использовались красивые и пустые лозунги и идеологические штампы, в частности утверждения, что в стране «нет социальной почвы для преступности, а поэтому преступник в советском обществе не жертва, а враг общества. И поступать с ним следует как с врагом» и что «в советской семье не без урода. Имеются еще паразиты, сидящие на шее у народа, тунеядцы, потребляющие в три глотки созданный нашим трудом хлеб, воры, жулики, расхитители народного добра. Не перевелись до конца антиобщественные элементы, совершающие тяжкие преступления перед советским обществом. Вся эта мутная накипь вызывает у нашего народа законное чувство возмущения и гнева»[269].

Следует отметить, что в рамках обсуждения законопроекта были затронуты кадровые вопросы, отмечалась общая тенденция к сокращению преступности, в результате чего снижалась потребность в прокурорах и следователях, но расширялась сфера деятельности по подготовке квалифицированных работников советского аппарата, аппарата областных, районных Советов.

УК РСФСР был принят единогласно[270].

Союзная и республиканские кодификации уголовного законодательства (1958, 1960 гг.) снизили политизированность уголовного закона, исключили разные подходы к личности преступника в зависимости от происхождения, отменили аналогию уголовного закона и в целом, безусловно, носили для советского общества прогрессивный характер.

Уголовный кодекс РСФСР 1960 г. действовал в течение 27 лет, периодически изменяясь, и утратил силу 1 января 1997 г. Сразу следует отметить, что в рассматриваемый период УК РСФСР был достаточно стабильным законом. Вместе с тем периодически в него вносились поправки.

Правоохранительная и судебная система работала, Верховные Суды СССР и РСФСР принимали соответствующие постановления пленумов по вопросам применения Основ и УК, была обширная судебная и правоприменительная практика.

Вместе с тем Право катастроф продолжало играть определяющую роль не только в законотворческой, но и в правоохранительной деятельности. Наметившаяся тенденция к либерализации репрессивного законодательства просуществовала недолго. Уже в начале 1960-х годов стали издаваться законы об ужесточении уголовной ответственности, например, за взяточничество, сопротивление работникам милиции и народным дружинникам[271], за особо крупное хищение государственного и общественного имущества[272], в которых предусматривалась в качестве наказания смертная казнь.

Несмотря на все предыдущие послабления и достаточно четкую конструкцию оснований уголовной ответственности[273], социалистическая законность оставалась в рамках Права катастроф. В условиях доминирующего приказного правопонимания, согласно которому право – это всего лишь механизм управления подведомственным населением, правящая верхушка нередко следовала принципу: когда нельзя, но очень хочется, то можно игнорировать нормы уголовного закона.

Наиболее известными примерами являются так называемые дела валютчиков и малолетнего убийцы.

В 1960 г. Мосгорсуд приговорил за незаконные валютные операции троих валютчиков – Я. Рокотова, В. Файбышенко и Д. Яковлева – к максимально возможному сроку наказания – 8 годам заключения.

В конце этого же года, находясь с визитом в ГДР, Н. С. Хрущев, следуя своей неистребимой привычке поучать всех и вся, раскритиковал местные власти за обширную нелегальную торговлю с Западным Берлином. В ответ получил упрек за черную валютную биржу в Москве. Вернувшись, взбешенный Никита Сергеевич потребовал крови.

КГБ, расследовавший валютные махинации с 1959 г., доложил об аресте главных операторов черного валютного рынка. Узнав, что суд приговорил их «всего лишь» к 8 годам, Хрущев пришел в ярость. Вскоре после ареста фигурантов дела указом Президиума Верховного Совета СССР срок наказания за незаконные валютные операции был увеличен до 15 лет. Но, поскольку указ приняли уже после ареста, такая мера могла быть применена лишь при условии, что закону будет придана обратная сила. Тем не менее состоялся второй суд, приговоривший троицу к 15 годам заключения. Но Хрущеву и этого показалось мало.

На Пленуме ЦК КПСС он «раскритиковал» Генерального прокурора Р. А. Руденко и председателя Верховного Суда СССР А. Ф. Горкина за бездействие. При этом в лучших традициях 1937 г. размахивал письмами трудящихся, требовавших сурово покарать преступников, хотя о валюте большинство тогдашних граждан и представления не имело.

В аппарате ЦК КПСС была спешно подготовлена записка в Политбюро, где обосновывалось изменение статей Уголовного кодекса вплоть до смертной казни за незаконные валютные операции. 1 июля 1961 г. Председатель Президиума Верховного Совета СССР Л. И. Брежнев, следуя указаниям Хрущева, провел и подписал Указ «Об усилении уголовной ответственности за нарушение правил о валютных операциях»[274]. Генпрокурор Руденко моментально подал протест на «мягкость» приговора, вынесенного Мосгорсудом Рокотову, Файбышенко и Яковлеву. Дело принял к рассмотрению Верховный Суд РСФСР и, в чем можно было уже не сомневаться, приговорил валютчиков к расстрелу.

Еще один пример использования Права катастроф в то время. Аркадий Нейланд совершил двойное убийство в Ленинграде за день до своего 15-летия – 27 января 1964 г. В соответствии с действующим законодательством к высшей мере наказания могли приговаривать лиц в возрасте с 18 до 60 лет, а применение смертной казни к несовершеннолетним было в СССР запрещено. Однако рост преступности, в том числе подростковой, наметившийся в то время, беспокоил партийное и советское руководство.

Было организовано массовое негодование граждан, требовавших «уничтожить выродка». 17 февраля 1964 г. Президиум Верховного Совета СССР, вопреки всем приличиям, принял постановление, допускавшее применение в отношении несовершеннолетних высшей меры наказания – расстрела[275]. В Ленинграде был проведен письменный опрос судейского корпуса города – можно ли считать постановление Президиума Верховного Совета имеющим обратную силу? Положительный ответ организаторами акции был запрограммирован заранее. Правда, заместитель председателя Верховного Суда СССР В. И. Теребилов и А. Ф. Горкин пытались обратиться к Хрущеву с просьбой не допустить беспредела, но безрезультатно[276].

Рассмотрение дела по существу состоялось 23 марта 1964 г. в закрытом судебном процессе. Суд по совокупности совершенных преступлений вынес окончательное решение: приговорить Нейланда к смертной казни – к расстрелу.

Эти два примера циничного глумления над фундаментальными основами позитивного права на самом деле были лишь вершиной айсберга, представлявшего собой явление под названием «телефонное право».

Была повсеместно распространена практика, когда высокий партийный руководитель мог позвонить председателю того или иного суда и дать указание, как решить исход того или иного дела.