Русь и норманны - Генрик Ловмянский Страница 35

из чужих краев, часто путем искусственных построений, основанных на созвучиях этнонимов{119}. Сама идея миграции опиралась на исторический опыт и предания; сохранялись воспоминания об общем юго-западном направлении переселения народов в конце античности; как писал Аноним из Равенны, «западные народы» (gentes occidentales) вышли с древнего острова Скифия, называемого Сканза (Скандинавия)[507]. Происхождение народов из другой земли считалось правилом; и поиски предков данного народа, истоков его названия, основателей его городов и т. п. из-за примитивности методов иногда приводили к фантастическим результатам. Видукинд, современник создателей русского летописания, включил в свою хронику известие о происхождении саксов от остатков македонского войска, распавшегося после смерти Александра Великого[508]; по Галлу, пруссы вышли из Саксонии[509]; Юлию Цезарю и его сестре Юлии различные авторы (Титмар, Эббон, Кадлубек) приписывали основание нескольких городов в Средней Европе, в особенности польских, таких, как Любиш, Волин, Люблин[510]. Одна из характерных для схоластики этимологий встречается в труде Адама Бременского, где Русь названа (в скандинавской форме) Хунгардом, от наименования ее столицы Киева, с возведением этого названия к гуннам, которые якобы имели в Киеве свое местопребывание[511]. Такие примеры можно увеличивать бесконечно. Подобный прием был использован и в русском летописании. Уже древнейший киевский свод приписал радимичам происхождение «от рода Ляховъ»[512]. Нестор не только принял эту редакцию, но и расширил ее, приписав то же происхождение и вятичам[513]. В «Повести временных лет» прежде всего находим обширные рассуждения, стереотипные для средневековой историографии, возводящие народы всего известного мира, согласно библейскому преданию, к потомкам Ноя; при этом русский летописец умело включил и славян в эту «генеалогию» народов, выделив им родину «по Дунаеви»[514]; очевидно, он полагал, что они пришли из Азии не через Кавказ, а через Балканы, поскольку в то время на этом полуострове жила значительная часть славян. Л. Нидерле справедливо утверждал, что это было ученое построение[515], может быть заимствованное из западнославянского источника, что и доказывал Шахматов[516]. Подобную же ученую основу, без сомнения, имеет и скандинавская концепция происхождения названия русь. Можно представить, как формировалась эта концепция. Собирая материалы для своего труда и, очевидно, имея доступ к княжескому архиву, Нестор обнаружил и пересказал один из важнейших источников — русско-византийские договоры 911, 944 и 971 гг. в древнерусском переводе[517]. Он не только включил полные тексты этих документов в «Повесть временных лет», но и использовал их для сопоставления с другими источниками, коль скоро с их помощью исправил титул воеводы, ошибочно данный Олегу в начальном своде 1093 г., на правильный — князь[518]; более того, он попытался, как видно, реконструировать и текст договора 907 г.[519]{120}. На основе тех же договоров, вероятно, он пришел к выводу о скандинавском происхождении руси. В интитуляции договоров 911 и 944 гг. Нестор прочел: «Мы от рода рускаго»…[520] — и далее список русских послов, имена которых по преимуществу скандинавские. Пояснить эти имена ему могли потомки тех варягов, которые еще во времена Ярослава Мудрого были приглашены на службу и иногда достигали высокого положения, как, например, потомки варяга Шимона, оставшиеся в близких отношениях с Печерским монастырем[521]. Выше мы уже говорили, что Нестор отнесся к договорам, хранящийся в княжеском архиве, с большим доверием и что на их основе исправлял другие источники; поэтому неудивительно, что и в этом случае он пошел по тому же пути и сделал вывод об идентичности варягов и руси, а также о прибытии руси со скандинавами и внес соответствующую поправку (или дополнение) в повесть о призвании князей вместе с дружиной из страны варягов, из-за моря.

В истории русской общественной мысли это был не единственный случай создания легенд об иноземных корнях господствующей династии. Значительно позже под влиянием не умозрительных рассуждений, как у Нестора, а политических потребностей времени появилась повесть, устанавливающая происхождение Рюрика от императора Августа. Ее целью было показать столь же блестящую генеалогию московской династии, как и Гедиминовичей, которые также якобы вели свой род из Рима[522].

Итак, отпадает единственный исторический довод, будто бы основанный на собственно русской традиции, о приходе руси из Скандинавии и усвоении славянами ее названия. Против северного, а в особенности шведского происхождения руси говорят и другие свидетельства источников. В письменных памятниках не только господствует глухое, но красноречивое молчание о существовании в Скандинавии племени с таким названием, но есть и прямое указание па то, что племя рос{121} следует искать вне Швеции. Древнейший источник, приводящий это имя в форме rhos, «Вертинские анналы»{122}, пользующийся полным доверием у исследователей, сообщает о неизвестных людях (quosdam), прибывших вместе с греческим посольством в Ингельгейм (на Рейне) в 839 г., «которые утверждали, что они, то есть народ их, зовутся рос» («qui se, id est gentem suam Rhos vocari dicebant»). Император, выяснив причины их прибытия, установил, что «они принадлежали к народу свеонов», т. е. шведов («eos gentis esse Sueonum»), и высказал подозрение, не прибыли ли они скорее с разведывательными целями, чем для установления дружбы[523] Из этого известия вытекает, что шведы появились в Иигельгейме под необычным именем, неизвестным при императорском дворе, хотя здесь и имелась информация не только о датчанах, которые уже несколько десятилетий нападали на империю, но и о шведах, посольство которых было у Людовика в 829 г. и к которым была направлена миссия св. Ансгария; император знал отчеты этой миссии[524]. По мнению императорского двора, шведы назвались чужим именем, чтобы скрыть свои намерения; вызвало сомнение и утверждение прибывших, что они не могли возвратиться на родину из Константинополя обычной дорогой, захваченной варварами. Интересно, что в Иигельгейме не получили от греческого посольства разъяснений, которые бы могли рассеять сомнения, возникшие при императорском дворе[525]. Очевидно, и в Византии название рос, как определение шведов, еще не укоренилось. Ни германский двор на основании своего знакомства со Скандинавией, ни византийский двор на основании своего знакомства со странами, расположенными к северу от Черного моря, не смогли объяснить, почему это название обозначало шведов. Очевидно, шведы получили его где-то на территории Восточной Европы, между Балтикой и Черным морем, причем сравнительно недавно, поскольку более удаленные соседи еще не знали об этом. Где следует локализовать русь — rhos первой половины IX в., мы узнаем из «Баварского географа», сочинения, составленного в середине этого столетия[526]{123}. Этот источник (вопреки Шафарику и последующим исследователям) знает лишь народы, заселявшие Среднюю и Юго-Восточную Европу, и