Альберт Каганович - Друзья поневоле. Россия и бухарские евреи, 1800–1917 Страница 35

Чем же так понравился Куропаткин царю и консервативному лагерю? Своими взглядами на отношение к этническим меньшинствам Куропаткин поделился на страницах уже упоминавшейся книги «Задачи русской армии». Этот труд пока не привлек внимания исследователей колониализма – вероятно, из-за титульного названия, которое заставляет ожидать рассуждений о стратегическом военном планировании. А между тем данная книга, снабженная недвусмысленной надпечаткой на титульном листе «Россия для русских», ярко отражает произошедшую в стране трансформацию как национальной, так и колонизационной парадигмы. Описывая опыт своего администрирования в Закаспийской области, Куропаткин вспоминает, как в начале 1890-х годов приучал местное население признавать русских в Азии «старшими братьями для всех остальных»[578].

В функции «старшего брата» входило воспитание «младших» этносов. Пользуясь отсутствием в Туркестане демократических институтов империи, здесь ввели практику коллективных наказаний. Если в 1890-х годах в каком-нибудь туркменском ауле убивали русского солдата и виновного не находили, то, как писал Куропаткин, у него за это отвечало все мужское население аула. В своей книге он с удовлетворением рассказывает об «успехах» такого воспитания: туземец стал уступать дорогу русскому солдату, поскольку мог быть избит, а жаловаться администрации не имело смысла. Далее он описывает, как в результате такой палочной политики туркмены управляемой им Закаспийской области доставляли найденных в степи пьяных русских солдат, опасаясь наказания за то, что те замерзнут[579]. Сторонником распространения коллективной ответственности на коренное население был и уже встречавшийся нам исследователь русского завоевания Средней Азии Михаил Терентьев. Он придерживался откровенно расистских взглядов: «Аул представляет большую семью – все тут родственники… поэтому должна быть круговая порука и в расчетах за причиненные ими убытки. Нельзя европейскую мерку прикладывать к первобытному дикарю, иногда совсем чернокожему киргизу»[580].

Патронажное отношение властей к местному населению было характерно для колониальной власти и раньше, однако новая парадигма уже не ставила целью цивилизовать его до своего уровня. За сопротивлением введению в Туркестанском крае порядков и общественных институтов Внутренней России стояло опасение демократизации мусульманского населения. Куропаткин писал, что для сохранения русской власти в Средней Азии «требуется именно неравенство» (курсив Куропаткина)[581]. Поддержка новой парадигмы, проявленная Николаем II через назначение Куропаткина министром, не могла остаться не замеченной высшими администраторами.

На упомянутом выше специальном заседании Государственного совета позиция нового фаворита – Куропаткина нашла поддержку большинства членов Совета. Лишь формально в свете готовившегося постановления было решено запросить в Министерстве финансов дополнительные сведения о торговой деятельности евреев – подданных Бухары, а также узнать мнение министра иностранных дел Михаила Муравьева о том, «не подлежат ли бухарские евреи действию законов о среднеазиатских евреях русских подданных». Слывший славянофилом, Муравьев в апреле 1899 года ответил, что «бухарские подданные [евреи] в России должны признаваться за иностранцев и подчиняться действию законов о сих последних, хотя бы и с некоторыми специфическими изъятиями из общих правил…»[582]. На позицию Муравьева не повлияли полученный перевод письма бухарского кушбеги (премьер-министра, как я уже указывал) с просьбой не препятствовать свободной торговле бухарскоподданных евреев и поддержка их политическим агентом в Бухаре Владимиром Игнатьевым, чиновником Министерства иностранных дел. При этом оказалось, что о подготовке ограничительного закона против евреев – бухарских подданных даже не было известно новому туркестанскому генерал-губернатору Сергею Духовскому (занимал должность в 1898–1901 годах)[583]. Виной тому стало, как видно, продолжавшееся около года саботирование своих обязанностей управляющим канцелярией Нестеровским, что привело в конце концов к конфликту и увольнению последнего[584].

К тому времени бухарские евреи всех трех категорий имели обширные торговые связи не только с Московским промышленным районом, но и с Лодзинским. Они доставляли в Лодзь до 900 тыс. пудов хлопка в год на сумму 8 млн рублей и сами составляли 60 % от всех покупателей лодзинской мануфактуры[585]. Поэтому Лодзинский биржевой комитет также стремился добиться сохранения для евреев – бухарских подданных прежних условий торговли. По его поручению два известных фабриканта подали директору Департамента торговли и мануфактур доклад, в котором доказывалось, что бухарские евреи играют очень важную роль в посредничестве между Лодзинским промышленным районом и хлопковыми районами Средней Азии[586].

Данные из этого доклада, а также из прошений московских промышленников, о которых говорилось выше, использовал затем министр финансов Сергей Витте. Толерантно относясь к евреям[587] и будучи беспрецедентным мастером политического лавирования среди высших эшелонов власти, он в ноябре 1899 года отправил в Государственный совет письмо, в котором отмечал, что бухарские евреи играют значительную роль в торговле края, распространяя среди его жителей русские товары с общим торговым оборотом в 8 млн рублей. При этом он доказывал, что бухарские евреи

…являются ценными посредниками между внутренними промышленными губерниями и нашею среднеазиатской окраиной, производство торговли в которой требует детального знакомства со своеобразными местными бытовыми и торговыми условиями. Выдающееся положение среднеазиатских евреев в торговле объясняется… врожденной склонностью к торговле, живой предприимчивостью, неослабной энергией и скромными жизненными требованиями. Эта последняя черта, дающая евреям возможность довольствоваться обыкновенно меньшим сравнительно с другими торговцами процентом прибыли, ставит их в более благоприятное положение по сбыту товаров. Энергии и предприимчивости евреев, а также близкому знанию ими требований, предъявляемых потребителями, фабриканты наших внутренних губерний обязаны распределением их произведений в наших среднеазиатских владениях и в Кашгаре, а равно проникновением товаров в Афганистан, хотя в последний бухарские евреи за редким исключением лично вообще не возят товаров, но означенные евреи нуждаются в постоянных сношениях с афганскими купцами, евреями и мусульманами[588].

Действительно, до 1890-х годов бухарские евреи вели оживленную караванную торговлю с Афганистаном, примером чего было прибытие в 1880 году в Балх каравана из девяноста еврейских купцов из Бухары с товарами, доставленными на 200 верблюдах[589]. Но к началу XX века число бухарских евреев, участвовавших в этой торговле, резко сократилось. По сведениям Игнатьева, к 1899 году в Афганистан по торговым делам отправлялось только два-три бухарских еврея. Да и те не ездили дальше Мазар-и-Шерифа, расположенного неподалеку от границы с Бухарским эмиратом. Опасаясь в Афганистане притеснений[590], они в основном продавали свой товар гератским и балхским евреям, а также бухарским и афганским мусульманам еще в Керках, Термезе и Патта-Гиссаре, ставших русскими крепостями по южной границе Бухарского эмирата[591]. Особенно важным местом этой торговли были Керки. Накануне Первой мировой войны общий торговый оборот указанных крепостей достиг 22 млн рублей[592]. На долю бухарских евреев приходилось тогда, очевидно, свыше трети этого оборота[593].

Касаясь далее в том же письме обвинения бухарских евреев в ростовщичестве в связи с делом Муллинова, Витте отмечал, что такое огульное обвинение несправедливо. Он сообщал, что, согласно записке московских фабрикантов, они еще в 1894 году под воздействием слухов о предстоявших ограничениях делали попытки, уменьшив отпуск товаров бухарским евреям, заменить последних на других туземных посредников, а также самостоятельно открыть в Средней Азии склады и отделения.

Указанные попытки не достигли, однако, желаемой цели и доказали безусловную невозможность обойтись без услуг бухарских евреев, которые знают, какой именно товар и где может найти сбыт… кто из местных торговцев и в какой мере кредитоспособен… Московские мануфактурные фирмы ограничились лишь сокращением срока открываемого бухарским евреям кредита, установив таковой в 6 месяцев, вместо обычно прежде 9 – 12 месяцев. Но, несмотря на это, бухарские евреи покупают в Москве товаров… на сумму, вдвое бо́льшую по сравнению с началом 90-х гг. Оборот Москвы с другими народностями Средней Азии магометанского закона с 40 % общего оборота в 1890 г. понизился теперь до 20 %, несмотря на более благоприятные условия кредита, который по-прежнему остается для них 12-процентным[594].