«Распил» на троих: Барк — Ллойд-Джордж — Красин и золотой запас России - Сергей Владимирович Татаринов Страница 33

с Барком. Если же уточнить, что среди встречающих находились заместители канцлера Казначейства Монтегю и Брэдбери, а также личный секретарь Ллойд-Джорджа, то станет очевидной причастность именно этого квартета к разработке русского министра: подписи Канлиффа, Монтегю и Брэдбери мы видим под большинством документов о поставках российского золота англичанам. Кстати, никто из высших чинов российского посольства в Лондоне, кроме подчиненного Барку Рутковского, прибыть на вокзал для встречи имперского министра финансов не потрудился.

Знакомство с Асквитом[379], Китченером и Черчиллем[380] «вселило во мне убеждение в необычайной сплоченности английского кабинета и в чрезвычайной мощи Великобритании»[381], вспоминал Барк о своих впечатлениях от пребывания в Лондоне в феврале 1915 г. И надо признать, Ллойд-Джордж сохранил этот ореол исключительности в глазах Барка на десятилетия. Восхищение им как политиком и лидером охватывает Барка настолько, что оно буквально сквозит в каждом слове его мемуаров.

Джон Брэдбери. [Из открытых источников]

А как сам Ллойд-Джордж относится к своему русскому поклоннику? Мягко говоря, в лучшем случае весьма снисходительно, но с изрядным налетом пренебрежения, почти не скрывая этого от своих особо доверенных лиц, в том числе и в вопросах личных финансов. С первой минуты их знакомства Ллойд-Джордж рассматривал свой контакт с Барком исключительно прагматически, без каких-нибудь вкраплений искренней дружбы. Но тогда, судя по воспоминаниям близких к Ллойд-Джорджу людей, подчинение Барка своей воле он полагал большим личным успехом. Вернулся из Парижа явно в приподнятом настроении, чего совершенно не скрывал.

«Конференция была крайне удачной, и не только с финансовой точки зрения, но и по другим причинам», — заявляет он, расслабившись после хорошего обеда с лордом Ридделлом в отеле «Уолтон» 7 февраля 1915 г. По каким именно — не уточняет, но вполне можно допустить, что главный итог — это ручной русский министр финансов. Ллойд-Джордж был полон энтузиазма, поскольку после обеда незамедлительно выехал в Лондон на встречу… «с министром финансов России», т. е. с Барком!

«Наши золотые резервы остаются незащищенными, но зато мы располагаем первоклассными кредитными возможностями, поэтому Банки Франции и России, чьи рынки золота не являются свободно функционирующими, должны нам помочь золотом, если это потребуется. Банк России согласился, а Банк Франции нет»[382], — подводит итог канцлер.

И хотя Ллойд-Джордж говорит о Банке России (The Bank of Russia), нам с вами совершенно очевидно, что речь определенно идет о позиции Барка. Ибо как такового Банка России попросту в то время не существовало, а представители Государственного банка были отстранены от всех переговоров с англичанами в Париже. Но высказывание Ллойд-Джорджа именно о Банке России не выглядит, с моей точки зрения, случайным: опытный политик уже тогда, будучи не в силах скрывать сам факт договоренности, всячески маскировал свои особые отношения с российским министром финансов. Отсюда и появляется Банк России, то бишь Государственный банк, если быть точным.

Тот факт, что именно лично с Барком увязывалась передача под контроль Лондона всей системы российских военных заказов за рубежом, в первую очередь в США, не вызывал сомнения у современников уже тогда. Так, в ноябре 1915 г. военный цензор при царской ставке М. К. Лемке пометил в своем дневнике, что «после поездки министра финансов Барка все заказы пойдут в Англию»[383].

И здесь нам снова встречается Джек Морган. С 1913 г., после смерти Джона Пирпонта Моргана-старшего[384], банк «Дж. П. Морган и К°» перешел под контроль его сына Джона Пирпонта Моргана-младшего. Дело в том, что Джек Морган-младший хорошо знал финансовую систему России, поскольку еще в октябре 1905 г. участвовал в качестве представителя банка «Дж. П. Морган и К°» в переговорах в Санкт-Петербурге о предоставлении российскому правительству критически важного для него займа. Тогда Россия находилась в крайне сложном положении, обусловленном поражениями в ходе войны с Японией. Резко обострившаяся внутриполитическая обстановка (а в стране разворачивалась революция) поставила под удар стабильность золотого денежного обращения. Отсутствие внешних кредитов могло привести к прекращению размена бумажных денег на золото, а в конечном результате к краху монархического режима. Тогда же Джек Морган установил доверительные отношения с сотрудником британского посольства в России Сесилом Спринг-Райсом[385], который с 1912 г. являлся послом Великобритании в США. Уже во время пребывания в Петербурге Спринг-Райс состоял в доверительной личной переписке с президентом США Теодором Рузвельтом[386] и настолько с ним сблизился, что выступал шафером жениха на его свадьбе, когда тот вторично женился. Именно Рузвельт сыграл заметную роль в организации российско-японских мирных переговоров в Портсмуте (США) в 1905 г., где нашу делегацию, напомню, возглавлял С. Ю. Витте, подробно изложивший этот эпизод в своих мемуарах. И вот теперь упомянутые контакты очень пригодились «Дж. П. Морган и К°». Особенно свой человек на уровне английского посла, через которого не в последнюю очередь шла координация действий по разграблению золотых резервов России. И весь этот клубок обвивал любую сферу, где у нашей страны были интересы, главное, чтобы там крутились деньги.

Совершенно очевидно, что Ллойд-Джордж образца 1915–1917 гг. — слишком динамичный, энергичный и напористый политик, виртуоз убеждения, человек, способный внушать и добиваться шаг за шагом внутреннего перелома в душе соперника, чтобы его напор мог выдержать Барк. «Лицо Ллойд-Джорджа отражало движение его пламенной души, и глаза его горели ярким огнем, причем его некрупная фигура выражала собой с наивысшим напряжением „esprit de combativité“[387], свойственный выдающимся народным вождям, для коих вся жизнь проходит в настоящей борьбе», — именно с таким образом своего кумира в душе возвращался Барк в Петроград в феврале 1915 г. Сам Петр Львович «покинул Лондон под самым благоприятным впечатлением», поскольку «принимаемые английским кабинетом меры были проникнуты духом спокойной решимости»[388].

Да, такому Ллойд-Джорджу не составляло большого труда убедить своего партнера, с которым, помимо переговоров, они много общались частным образом, в выгодности сотрудничества с британской короной. Это произошло не одномоментно. Сам Ллойд-Джордж, вероятно подсознательно, признался в своих воспоминаниях, что искал в российской высшей бюрократии фигуру, на которую можно было бы сделать политическую ставку. «Я неоднократно пытался побудить британское правительство установить более непосредственный контакт с Россией с помощью людей, пользовавшихся авторитетом», — писал Ллойд-Джордж о собственной линии поведения. И далее, теперь уже о поисках в России: «Я также настаивал на созыве союзных конференций с привлечением наиболее ответственных государственных деятелей и военных руководителей России»[389]. И определенно, Ллойд-Джордж к тому моменту такого «ответственного деятеля» нашел. Это оказался Барк. Постепенно Барку внушили, что только Лондон в состоянии обеспечить его будущее.

Безусловно, мне могут возразить, что это высказывание касается переговоров 1–20 февраля 1917 г.