Москва и Орда - Антон Анатольевич Горский Страница 32

помочь свои два сына да два братанича, а сына ти одного у собя оставити… А что есмя воевал со царем, а положит на нас в том царь виноу, и тобѣ, брате, в том намъ не дата ничего, ни твоим дѣтем, ни твоим внучатом, а в том намъ самимъ вѣдатися»{637}. С одной стороны, оборонительная война с татарами, в том числе и с их царем, вое-принимается как само собой разумеющееся дело. С другой стороны, наступательные действия (как в договоре 1375 г.) не предусматриваются, и разграничиваются два варианта татарских походов: просто «рать татарская» и поход, возглавляемый самим царем. Война с царем, несмотря на ее допустимость, расценивается как провинность перед сюзереном, за которую тот вправе потребовать особую плату («вина» в данном случае имеет смысл именно платы за вину, то есть штрафа за совершенную провинность{638}).

Сопоставление «ордынских статей» договоров 1375 г. с Тверью, 1381 г. с Рязанью и 1399 (1384) г. с Тверью показывает «медленное отступление» с позиции, занятой после «розмирья» с узурпатором-Мамаем: от допустимости наступательных действий против Орды через формулировку общего характера (с уклоном в оборону) к чисто оборонительному соглашению. Тем не менее это отступление не было возвратом к ситуации, существовавшей до «замятии»: война с татарами рассматривается в общем ряду с войной против других иноземных соседей.

Таким образом, поход Тохтамыша, при всей тяжести понесенного Москвой удара, не был катастрофой. С политической точки зрения он не привел к капитуляции Москвы, а лишь несколько ослабил ее влияние в русских землях. Что касается сферы общественного сознания, то неподчинение великого князя Дмитрия узурпатору Мамаю еще не привело к сознательному отрицанию верховенства ордынского царя. С приходом к власти в Орде законного правителя, правда, была предпринята осторожная попытка построить с ним отношения, не прибегая к уплате выхода (формальное признание верховенства, но без фактического подчинения). Война 1382 г. привела к срыву этой попытки, но данный факт не оставил непоправимо тяжелого следа в мировосприятии: фактически было восстановлено «нормальное» положение — законному царю подчиняться и платить дань не зазорно.

Несмотря на то что в 1384 г., явно для погашения взятых Москвой обязательств по уплате выхода, собиралась «дань тяжелая»{639}, Василий Дмитриевич продолжал удерживаться в Орде: вероятно, Тохтамыш опасался новых проявлений нелояльности со стороны Дмитрия Донского. В конце 1385 г. Василий сумел бежать в Подолию, оттуда перебрался в Литву и 19 января 1388 г. вернулся в Москву{640}. После этого великий князь почувствовал себя раскованнее и сразу же вмешался в нижегородские дела, до этого находившиеся под контролем Тохтамыша.

Уходя из русских пределов в 1382 г., хан отпустил одного из находившихся у него сыновей Дмитрия Константиновича Нижегородского — Семена — со своим послом (ханским шурином Шихматом) к отцу, а другого — Василия — увел с собой. Это было в начале сентября, а еще той же осенью 1382 г. брат Дмитрия Константиновича Борис, княживший в Городце, поехал в Орду. На следующий год к нему присоединился сын — Иван Борисович, и тогда же Дмитрий Константинович послал в Орду Семена{641}. По-видимому, Борис Константинович предъявил претензии на Нижний Новгород, стараясь обвинить старшего брата, тестя Дмитрия Донского, в союзничестве с московским князем, а Дмитрий Константинович пытался противодействовать проискам брата. Неизвестно, какое решение принял бы Тохтамыш, но 5 июля 1383 г. Дмитрий Константинович умер, и «царь же Тохтамыш то слышавъ въ Ордѣ преставление его вдасть княжение Нижнего Новагорода князю Борису»{642}. Борис, как следующий за Дмитрием по старшинству среди князей суздальско-нижегородского дома, теперь с полным правом занял главный из столов, принадлежащих этой княжеской ветви.

Весной 1386 г. Борис Константинович вновь ходил в Орду и вернулся «тое же осени»{643}; в том же году Василий Дмитриевич пытался бежать из Орды, но был схвачен{644}. Очевидно, визит Бориса преследовал цель способствовать нейтрализации племянника — возможного соперника. Примерно в конце следующего, 1387 г. Борис послал в Орду своего сына Ивана, и после этого «прииде из Орды князь Василеи Дмитреевичь Суждальскыи, и поручи ему царь, вда ему Городець»{645}. Городец был прежде уделом Бориса Константиновича: очевидно, Борис хотел передать его сыну, но Тохтамыш не пожелал чрезмерно усиливать нижегородского князя и пожаловал Городец Василию. Сразу же после этого Василий и его брат Семен «собравше вой многи съ своей отчины, Суждальцы и Городчане, а у князя великого Дмитрия Ивановича испросиша себк силу, рать можайскую и звенигородскую и волотьскую, и приидоша къ Новугороду Нижнему на своего дядю въ великое говкнье, марта въ 10 день, во вторникъ на похвальной недкли, и стояша 5 день и умиришася; князь Борись сступися имъ волостей Новогородскихъ, а они ему отступишася его удкловъ»{646}. Исследователи единодушно считают, что после мартовского 1388 г. похода на Нижний Новгород нижегородским князем стал Василий Дмитриевич, а Борис вернулся в Городец{647}. Но летописный рассказ не дает оснований для такого вывода — в нем говорится не о занятии Василием нижегородского стола{648}, а об уступке Борисом племянникам «волостей новогородских», то есть какой-то части территории Нижегородского княжества{649}. В обмен Борису были возвращены «его уделы» — очевидно, какие-то территории в пределах Городецкого или Суздальского княжеств{650}. Правда, существует серия монет, приписываемых Василию Дмитриевичу, в которых он именуется «великим князем»{651}. Но даже если их атрибуция Василию Кирдяпе верна (есть точка зрения, что это монеты Василия Дмитриевича Московского{652}), это может свидетельствовать не о вытеснении Василием Бориса из Нижнего Новгорода, а о том, что после получения «волостей новгородских» он стал считаться совладельцем Нижегородского княжества и тоже обрел право на титул великого князя.

Под 6897 г. в Рогожском летописце и Симеоновской летописи читается известие о новой поездке Бориса в Орду: «Того же лѣта князь Борисъ Костянтиновичь ходилъ въ Орду, а въ то время царь Токтамышь пошелъ на воину ратию на Темирь Аксака, князь же Борисъ стаже его на пути и иде съ нимъ въ дорогу 30 дней и потомъ царь, пощадѣвъ его, и уверну его отъ мѣста, нарицаемого отъ Оурукътана, и повелѣ ему безъ себе пребыти и дождати своего пришествиа въ Сарае, и самъ шедъ воева землю Темиръ Аксакову и градъ его далнии повоева, а самого не возможе доити и възвратися пакы въ свои улусъ»{653}. Традиционно этот визит связывается со смертью Дмитрия Донского 19 мая 1389 г.: великий князь