В. Мавродин - Начало мореходства на Руси. Страница 31

Таким образом, куроны, совершившие морской поход на шведские владения в Финляндии в 1178 г., — это карелы, вассалы и союзники Новгорода и враги шведов. Именно им, многочисленному и сильному народу, а отнюдь не куронам, был под силу большой морской поход против шведов, носивший чисто военный, политический характер.

Но наиболее крупным военно-морским предприятием Новгорода был поход 1187 г., результатом которого явилось взятие и разрушение Сигтуны. О значении этого крупнейшего торгового порта и политического центра Швеции в новгородской торговле мы уже в свое время писали. Город, стоявший на старой знакомой морской дороге, город с многочисленным русским населением, хорошо известный новгородцам центр экономической и политической жизни Швеции, Сигтуна очутился под ударом новгородцев.

Поход на Сигтуну был нелегким предприятием. Большой и прекрасно укрепленный высокими стенами и замками-форпостами, а также естественными препятствиями — болотом и скалами, город лежал на самой отдаленной от моря точке побережья озера Мелар, в 30 км от берега моря. Дойти до Сигтуны можно было только хорошо зная фарватер, а взять город — только обладая сильным флотом и многочисленным войском.

Предпринять и успешно закончить такой поход мог только отважный и сильный народ мореходов. Русские источники ничего не говорят о сигтунском походе. Все известия о походе на Сигтуну находятся только в шведских источниках и собраны в «Scjriptore= reruni Suecicarum».[212]

Все они говорят в различных вариантах о взятии в 1187 г. язычниками Сигтуны и о разрушении (сожжении) города. Одновременно упоминается о том, что «ими же» («язычниками») убит в Альмарстеке (Альмаруме, Альмариуме) епископ Упсальский Иоанн, а в одном месте мы встречаем известие, что «тогда же построен город Стокгольм» (очевидно, вместо разрушенной Сигтуны) — В хронике Эрика (XIV в.) рассказывается, что нападавшие «плыли от моря и вверх в Мелар» и «очень часто совершали здесь грабежи». И вот «однажды у них появилось такое желание, что они сожгли Сигтуну и жгли все настолько до основания, что этот город еще не поднялся». Хроника Эрика, использовавшая народные предания о сиг-туиском походе, дожившие не только до времен ее составления (1320–1330 гг.), но и позднее, знает и национальность нападавших. Это были карелы.

Хроника Эрика Олая (середина XV в.) называет участниками похода на Сигтуну русских и карел.

Участие русских в походах на Сигтуну косвенно подтверждается рядом других источников и свидетельств. Так, уже упоминаемая нами выше хроника Эрика начала XIV в., говоря о том, что карелы нападали на Сигтуну и что после похода Биргер построил Стокгольм для того, чтобы не пускать в озеро Мелар карелов, в то же время отмечает, что разрушение Сигтуны «обрадовало землю Карел и Руссов». Конечно, это указание хроники Эрика может быть понято, исходя из естественного отношения Руси, Новгорода к удачному походу его вассалов — карел на Сигтуну, откуда, вероятно, исходила инициатива шведского наступления на восток, в земли суми и еми, угрожавшего и Новгороду, причем сам факт того, что «Руссы» радовались удаче похода, не означает еще необходимого признания активной роли русских в морском предприятии карел.

И тем не менее мы можем утверждать, что поход «язычников» в 1187 г. на Сигтуну был походом, предпринятым одновременно и русскими и карелами.

Вряд ли следует отвергать предположение, что если народные предания, отразившиеся в хрониках, точно указывают на национальную принадлежность нападавших на Сигтуну «язычников», то это еще не означает, что участниками похода 1187 г. были только карелы.

Морские походы карел на Готланд и Швецию в XII в. подтверждаются находкой в Карелии специфической фибулы XII в. с рунической надписью и именами, встречающимися только на Готланде, а так же указанием хроники Эрика на частые набеги карел на Швецию. Но это все были набеги, ставившие своей целью захват добычи и не больше. Постоянных и регулярных связей, в частности, торговых сношений между землей карел и Швецией не было, а между тем только такие прочные и систематические сношения приводят к тому, что обе стороны (или одна из сторон) хорошо узнают друг друга и, прежде всего, пути, по которым приходится общаться. Регулярно плававшие в Сигтуну и постоянно в ней жившие русские хорошо знали дорогу по морю и озеру Мелар, в глубине шхер которого лежала Сигтуна. Только хорошо зная фарватер и изрезанное фиордами побережье озера Мелар, можно было не только дойти до Сигтуны, но и скрывать свои суда в засаде среди береговых скал, о чем повествует хроника Эрика Олая. Так как карелы на Сигтуну до 1187 г. не нападали и никакой заморской торговли не вели, то естественно, что привести карел в Сигтуну могли только русские мореходы — новгородцы, а это, в свою очередь, предполагает их наличие (и не обязательно только в качестве лоцманов) в том флоте «paganis» (язычников), который напал на Сигтуну. Именно они, славные и опытные мореходы, хорошо знавшие Сигтуну и фарватер озера Мелар, на берегу которого она лежала, оставившие здесь следы своего пребывания в названиях прибрежных пунктов озера Мелар (бухта Rus-seviken и мыс Ryssenudden), на своих судах прибыли к Сигтуне и привели с собой карельские суда.

Подтверждением активного участия русских в походе на Сигтуну являются и знаменитые врата Новгородской Софии. Уже в конце XV в. в Швеции, когда народные предания стали связывать разрушение Сигтуны с русскими, возникло и распространилось отражавшее действительное историческое событие предание об увозе русскими городских врат.

В Новгородской святой Софии действительно стоят врата, изготовленные в 50-х г. XII в. в Магдебурге. Эти врата ошибочно названы «Корсунскими», хотя они и изготовлены на Западе, тогда как врата византийской работы, подлинно «корсун-ские», почему-то носят название «Сигтунских».[213]

Врата не могли быть куплены новгородцами, так как скульптуры их не соответствуют понятиям православного духовенства, да и сами католики не стали бы их продавать. При перевозке были утрачены части и нарушен замысел скульптора. На месте, в Новгороде, утраченные части были заменены. Это еще раз говорит за то, что врата попали в Новгород в качестве военной добычи. Кроме Сигтуны из крупных городов новогородцы в XII–XIII–XIV вв. брали с боя Дерпт (Тарту) и Або (Турку), но с этими городами никаких преданий, увязывающих поход русских с захватом городских врат, не связано. Кроме того, в самих т. н. «Корсунских» вратах не трудно установить отпечаток шведского искусства и даже более того, следы культа Сиг-фрида, особенно почитаемого в Сигтуне. Все это говорит за достоверность шведского предания об увозе русскими городских врат Сигтуны.*

Если бы поход 1187 г. был совершен только карелами, врата Сигтуны не стояли бы в Новгородской Софии. Итак, поход 1187 г. на Сигтуну был совместным походом русских и карел — вассалов Новгорода.

Результатом похода на Сигтуну и разрушения города были описанные нами уже выше события 1188 г. Когда «.. рубоша Новгородьце Варязи, на Гътех Немьце, в Хоружьку и в Новотържце; а на весну не пустиша из Новагорода своих одиного муж за море, ни съла въдаше Варягом, нъ пустиша я без мира».

Ответом на разрушение Сигтуны было нападение «варягов» (жителей Готланда) на русских на Готланде. То же самое произошло и в Швеции, так как «Новоторжец» новгородской летописи не что иное, как Fykoping, а «Хоружек» — Thorshalla — гавань в Швеции. «Новоторжец» — это буквальный перевод шведского JSTykoping, а «Хоружек» — искаженное Thorshalla.

Вполне понятно, почему ответом шведов на сигтунский поход были репрессии по отношению к русским купцам. Шведы[214] знали, что поход предпринимал Новгород, и считали ответственными за военные предприятия Новгорода мирных новгородских купцов. «Розмирье» Новгорода с Готландом привело к тому, что путь на 'Готланд был закрыт. Тогда, повидимому, новгородцы нашли прямой путь на Любек и в другие порты южного и западного берега Балтийского моря. Это предположение кажется тем более обоснованным, что иначе нам трудно понять уступчивость Готланда, принявшего все условия Новгорода и заключившего мир «на всей воли» новгородцев. Новгород сумел найти путь к Любеку и другим портам Балтики в обход Готланду, что не могло не ударить по готландским купцам.

Борьба со шведами продолжалась и после сигтунского похода. В 1190 г. «избиша Псковичи Чюдь поморскую, 7 шнек».[215]

Мы не знаем, о какой «чюди» идет речь, но, несомненно, бились псковичи с нею не на суше, а на воде. Новгородская I летопись сообщает: «пришли бо бяху… оболочилися около порога в озеро, и удариша на не Пльсковици и не упустиши ни мужь, а шнеке привезоша Пльскову в город». [216]

Уже в те времена Псков стал на охране Руси с запада так же, как Новгород оборонял ее с северо-запада.