Россия и Запад: война миров - Орехов Дмитрий Страница 30

При клике «Польша не згинела!»,

Ты руки потирал от наших неудач,

С лукавым смехом слушал вести,

Когда разбитые полки бежали вскачь

И гибло знамя нашей чести.

Когда ж Варшавы бунт раздавленный лежал

Во прахе, пламени и дыме,

Поникнул ты главой и горько возрыдал,

Как жид о Иерусалиме.

Думается, если бы Пушкин увидел выступления наших либералов в поддержку той же «суверенной Ичкерии», он написал бы об этом не менее хлёстко…

Пушкин против демократии и гражданского общества

Сами слова «демократ» и «демократка» были для Пушкина ругательными. «…Чистая демократка. Никого ни в грош не ставит», — говорил Пушкин об одной девушке. Идеал гражданского общества, в котором люди соединены не любовью к родине и христианскими заповедями, а заботой о собственности, вызывал у Александра Сергеевича в лучшем случае усмешку:

Не дорого ценю я громкие права,

От коих не одна кружится голова.

Я не ропщу о том, что отказали боги

Мне в сладкой участи оспоривать налоги…

Поэта очень интересовало гражданское общество Соединённых Штатов Америки. Это было сродни любопытству, которое испытывает обычный человек к заспиртованному уродцу, выставленному в Кунсткамере. В статье «Джон Теннер» Пушкин писал: «С изумлением увидели мы демократию в её отвратительном цинизме, в её жестоких предрассудках, в её нестерпимом тиранстве. Всё благородное, бескорыстное, всё возвышающее душу человеческую подавлено неумолимым эгоизмом и страстию к довольству».

Читаешь эти слова сейчас и поражаешься: то ли это Пушкин про США говорит, то ли про нас, россиян, грешных. Но может быть, русский гений всё же не отрицал демократию как таковую? Может, он только против отдельных недостатков возражал? Увы.

«Во все времена, — говорил Пушкин А. Смирновой, — были избранные, предводители; это восходит от Ноя и Авраама. Разумная воля единиц или меньшинства управляла человечеством… Роковым образом, при всех видах правления, люди подчинялись меньшинству или единицам, так что слово „демократия“ в известном смысле представляется мне бессодержательным и лишённым почвы».

«Если сам Пушкин думал так, то уж, верно, это сущая истина», — говорил Гоголь. Так что больше читайте Пушкина и помните: Пушкин — это наше всё, но не всё наше — Пушкин[14].

В России сменился режим историчности

Литератор Д. Быков блеснул очередной порцией русофобских откровений. Оказывается, история России — это «очень предсказуемый, очень наглядный и очень плоский сюжет», а 24 февраля сего года «вся эта ситуация вступила в самоубийственную фазу». В интервью для телеканала «Дождь» Быков дополнил свою мысль, объявив о скорой «катастрофе нынешнего режима». Всё это, конечно, не стоило бы комментариев, если бы за апокалиптическим задором пресыщенного жизнью толстощёкого иноагента не угадывалась одна примечательная тенденция.

Ведь кто только не говорил нам в последнее время о конце времён, катастрофе, гибели России! С конца февраля мы только и слышали эти слова: конец, дно пробито, будущего нет, ужас, ужас, ужас… Да, конечно, это большая трагедия, но ведь война шла все эти годы: содрогались от взрывов Югославия, Ливия и Ирак, полыхали Афганистан и Сирия. Хватало страшных бед и на нашей земле: Одесская Хатынь, расстрел в Мариуполе, бомбёжки Донбасса… Но нет, они — те, кто сейчас выдаёт себя за нашу коллективную совесть, — всего этого просто не замечали.

Я помню, как один записной либерал и скандально известный священник встретил 2 мая 2014 года новости из Одессы. Он не был ни смущён, ни напуган. В тот день он прошёлся по Невскому с украинским флагом, вечером опубликовал фото на своей страничке в ВК, а также написал пост про российские паспорта убитых, получив в ту же ночь комментарий одного из подписчиков: «Вы, батюшка, паспорта видите, а сожжённых людей не видите».

Да, тогда они сохраняли абсолютное спокойствие. И только в конце февраля их вдруг обуяло отчаяние. Причём, судя по их лицам и интонациям, самое искреннее и непритворное. Такой избирательный подход к человеческим страданиям ставит в тупик, а некоторых настолько сбивает с толку, что они тоже заражаются настроением «отчаявшихся».

Однако рациональное объяснение этому феномену существует. Дело в том, что 24 февраля 2022 года в нашей стране сменился режим историчности. Режим историчности — это способ, с помощью которого общество, социальная группа или отдельный человек трактует своё прошлое. Этим понятием мы обязаны французскому ученому Франсуа Артогу. Артог объяснил, что нет одной-единственной правильной истории, потому что восприятие событий всякий раз происходит в рамках определённого шаблона.

Допустим, вы провели ничем не примечательный день, немного задержались на работе, потом забежали за продуктами в супермаркет и вдруг встретили на улице своего кумира, человека, о встрече с которым давно мечтали. В это мгновение ваше восприятие недавнего прошлого расцветает новыми красками. Вы понимаете, что вся предыдущая цепочка событий неслучайна, ведь она вела вас к долгожданной удаче. Вы бросаетесь к своему божеству, поскальзываетесь на банановой кожуре и падаете. Результат — потеря сознания, перелом, больничная койка… В этом случае включается уже новый режим историчности. Обратим внимание: сами события не меняются, они просто начинают иначе звучать в свете случившегося. Кстати сказать, в этот ключевой момент меняются и ожидания от будущего.

В октябре 1917 года в нашей стране произошёл переход на новый режим историчности, который вызвал к жизни совершенно новую трактовку прошлого (войн, восстаний, исторических личностей) и совершенно новый образ будущего. В свете личной истории для кого-то это стало трагедией, а для кого-то — звёздным часом, осуществлением давней мечты. В конце 1980-х — начале 1990-х произошёл новый слом, в результате которого вся история России до Сахарова, Елены Боннэр и Ельцина была признана химерой, а вера в коммунистический хилиазм сменилась ожиданием капиталистического рая. Для миллионов людей это стало трагедией, но для немногих избранных это был настоящий подарок судьбы.

24 февраля режим историчности вновь изменился: Россия открыто бросила вызов неоколониальному Западу. Это означало окончательный разрыв с либеральным прошлым и совершенно другое будущее. Будущее, в котором либеральным нытикам, позёрам и агентам влияния просто нет места. Именно поэтому столь сладко дремавшие под бомбовые удары по Сербии, Ливии и Ираку, проспавшие Донецк и Горловку внезапно зашевелились, заёрзали, затосковали… Удастся ли устроиться в воюющей стране с прежним комфортом? Что будет с премиями, должностями, бюджетными вливаниями? А в случае отъезда будет ли Запад так же хорошо кормить, носить на руках, осыпать блёстками? Весь жизненный путь недавних баловней судьбы окрасился в мрачные тона, и они почувствовали