Армяне в Турции. Общество, политика и история после геноцида - Талин Суджян Страница 29

только потому что она указала на существование армян в каком-то определенном месте. Еще более важной, однако, была необходимость заручиться поддержкой жителей Вана. И это вновь подчеркивает внутреннее взаимодействие как официальных, так и общественных практик. Будь телеграмма даже подделкой, все же была потребность в установлении связи между официальными и общественными практиками, ради придания претензии более широкой легитимности.

В этом разделе я попыталась показать внутреннее взаимодействие между официальными и социальными практиками: отрицание геноцида было катализатором официальных практик, дискурса и законодательства, с одной стороны, и созданием механизмов, легитимирующих репрессивные социальные практики, с другой. Все это стало еще более узнаваемо в годы налога на имущество и Yirmi Kura Askerlik («Делу двадцати классов»).

Социальные последствия Yirmi Kura Askerlik и других практик во время Второй мировой войны

В собранных мною в интервью сообщениях свидетелей эпохи были выявлены многочисленные аспекты, связанные с Yirmi Kura Askerlik (отбором немусульман по жребию для воинской службы) и опытом с ним. Роман Завена Биберяна (Zaven Bib-eryan) Mrchiwnneru Verchaloyse (переведен на турецкий под названием Babam Afkaleye Gitmedi) мастерски описывает то время, когда были созданы рабочие команды Yirmi Kura Askerlik. При этом речь шла об отборе немусульман для воинской службы. В следующем году добавился налог на имущество. Источники различаются в оценке возраста военнообязанных: Дилек Гювен (Dilek Güven) называет возрастной диапазон от 25 до 45 лет[342], Айше Хюр (Аyşe Hür) же исходит из годов рождения 1896–1913[343], а Рифат Н. Бали (Rifat N. Bali) называет годы 1894–1913[344]. Также мой дедушка Хачик Суджян (Нафк Suciyan), родившийся в 1895 г., был призван. Важно то, что эти мужчины, совершенно независимо от того, проходили они уже воинскую службу или нет, призывались; так благодаря принудительным работам время службы достигало трех и даже четырех лет. Эта практика получила распространение уже в годы Первой мировой войны[345]. Вопрос о рабочих батальонах (Amele Taburu) также был предметом обсуждения по Лозаннскому договору. В рамках своего доклада парламенту в марте 1923 г. о переговорах Рыза Нур (Riza Nur) упомянул, что представители европейских государств в связи с освобождением немусульман от призыва на военную службу также поднимали тему Amele Taburlan. Европейские державы потребовали от Турции, чтобы немусульмане не несли военную повинность, поскольку это привело бы к Amele Taburlan. Рыза Нур так передал соответствующий разговор: «В конце концов они даже сказали, что мы устроим Amele Taburlan и отправим их обратно и устроим бойню. Мы возразили: нет, мы не будем их убивать»[346].

Детали Yirmi Kura Askerlik как таковые находятся вне предмета нашего рассмотрения; но они подробно описаны в имеющейся литературе[347]. Предметом моего интереса является то, как армянское население в провинциях пережило Yirmi Kura Askerlik и какие это имело социальные последствия. Оба этих вопроса освещены пока что скудно. Непредвиденной стороной этой особенной формы военной службы было то, что такие люди, как Гюзелян (Güzelyan), Кёсеян (Köseyan), Кочунян (Koçunyan), Биберян (Biberyan), Ервант Гобелян (Yervant Gobelyan[348]), Хайгазун Калустян (Haygazun Kalustyan[349]) и другие, познакомились с общинами, оставшимися в провинциях или даже забытыми. Названные мужчины в период отбывания воинской повинности должны были служить в различных местах. По крайней мере, от Гюзеляна и Кёсеяна мы знаем, что им почти повсюду встречались армяне. В рамках своего описания военной службы Кёсеян упоминает, что познакомился с армянской общиной в Адане/ Джейхане (Adana/Ceyhan), в которой по воскресеньям проводилось богослужение. Свои первые статьи в газету «Жаманак» (Jamanak) он отправлял из Аданы[350]. В своих мемуарах и Грант Гюзелян упоминает о встречах с армянами в различных местах в провинциях, куда он попадал в рамках своей военной службы после 1941 г.:

Тот, кто ездил в провинции, считался тогда подозрительным, и всегда звучали одни и те же вопросы: «Куда ты едешь? Зачем ты едешь? К кому ты едешь?» Бедные люди, у них не было церквей, а также других мест, в которых они могли бы собираться. Они всегда были под наблюдением и к тому же постоянно стыдились того, что родились армянами[351].

Похожим образом о своем опыте в Yirmi Kura Askerlik повествует Дживан Чакар:

Десять месяцев спустя я прибыл в группу Yirmi Kura Askerlik. <…> В марте 1942 г. я был призван в армию. <…> Нас объединили с людьми из Yirmi Kura Askerlik; мы работали на строительстве дорог. Моя военная служба длилась три с половиной года. У нас не более полугода была крыша над головой. <…> Однажды произошло землетрясение, и я официально попросил разрешения вернуться домой, потому что землетрясение затронуло и Орду. Разрешение я получил. Но мне теперь пришлось 55 км идти под дождем. Тогда там просто не было дороги, поэтому мне с утра до ночи всю дорогу до самой Аданы пришлось идти через грязь. В Адане я пробыл полтора месяца. Из Аданы нас отправили в Хассу, что на границе с Сирией. Когда я вернулся, то услышал, что 130 армян бежали в Сирию – свои палатки они расписали прощальным приветствием «Mnak‘ Parov!» («Прощайте!»). С нами было всего четыре или пять офицеров, так что они ничего не могли сделать. Наземных мин тогда тоже еще не было, однако нужно было преодолеть реку. Два человека погибли, 130 перешли через границу с Сирией. Это было то ли в 1943, то ли в 1944 г., это произошло после ввода налога на имущество[352].

Чакар добавляет, что, пока он был на принудительных работах, на его отца был возложен имущественный налог в круглые 700 лир, для уплаты которого им пришлось продать последний кусок конфискованной государством в 1915 г. и лишь частично возвращенной семье земли[353]. Также и армяне-инвалиды принудительно призывались в Yirmi Kura Askerlik, отмечает Хагоп Арсланян. Глухого Семерджи Максута (Semerci Maksut) из Токата жестоко пытали перед тем, как он был призван в армию; он оттуда не вернулся[354]. Ара Кочунян (Ara Koçunyan), в то время главный редактор «Жаманак» (Jamanak), который тоже был призван на такого рода военную службу, оценивает количество набранных по жребию мужчин-христиан в 20 000[355]. Yirmi Kura Askerlik крайне плохо повлияла на общественную жизнь армянских общин; это влияние по сей день имеет в историографии незначительное место. Так, например, спортивный клуб Nor şişli Spor Klübü был вынужден прекратить свою деятельность, потому что все активные члены были призваны в армию[356]. Варужан Кёсеян, который также был призван, рассказывал мне о другом социальном последствии