Думские речи. Войны темных сил - Николай Евгеньевич Марков Страница 28

дружбы: дружба французско-английская и дружба русско-английская, нечто вроде перестраховочного союза. Что такое, господа, дружба? Союз – это понятно: люди заключают договор, подписанный уполномоченными лицами, – договор, обязательный для выполнения. Но вот дружба – это нечто приятное, нечто ласкающее ухо, но очень трудно уловимое не только на бумаге, но и мозгом. Какая же дружба? Между кем дружба? Вот вспомните слова великого создателя франко-русского союза, в Бозе почившего Императора Александра III. Чествуя тогдашнего князя Черногорского, он возгласил: «Пью за здоровье единственного друга России – князя Черногорского». Последующая история и тут внесла некоторую поправку, – я не буду этого касаться (смех), но, во всяком случае, этот тост свидетельствовал, что человек, создавший франко-русский союз, считал, что в Европе нет у него, у России друзей, ибо друг Черногория – это, конечно, милая любезность, но практического значения эта дружба с Черногорией иметь не могла, но реальных друзей, по признанию Императора Александра III, у России не было, как, конечно, нет и теперь. Но если, господа, нет друзей, если Император Александр III заключил союз, но не дружелюбное соглашение, если он заявлял, что друзей нет, то, господа, не будет большой ошибкой сказать, что там, где нет друзей, не может быть и дружбы, и кто основывает на дружбе какие-нибудь реальные возможности, они себе подготавливают крупнейшие неожиданности и неприятности. Дружба Англии с Россией?! Но что же делается, господа, в Персии? В Персии нас вытесняют, там нас вытесняют со всех сторон, и кто же вытесняет? Англия. Вот там удачно русская казачья бригада под командой русского офицера удачно потушила бунт, усмирила провинцию, но в результате начальник этой удачно усмирившей бунт казачьей бригады уже отчислен из Персии, и вместо русской казачьей бригады там теперь учетверились войска шведской жандармерии, которой командуют теперь те самые шведские офицеры, которым депутат Милюков дружелюбно протягивает руку, но которые никакого дружелюбия к казачьим офицерам не имеют. Нас Англия вытесняет из южной Персии совершенно, но вытесняет и из северной. Дело с Босфором. Тут проф. Милюков приводит ноту министра иностранных дел в критический январский момент, ноту, которая гласила, что Россия не прочь бы выступить реально, но ни одна держава не присоединяется. Господа, Милюков это привел в обвинение, дескать, и Австрия, и Германия не присоединяются, а я добавлю: значит, и Англия, и Франция не присоединились.

Вот она дружба. Когда понадобилась реальная помощь, когда вопрос о Босфоре поднялся, то Англия и Франци я не присоединились, и Россия, естественно, благоразумно уклонилась от реальных выступлений. Я это одобряю, что она уклонилась, но я не могу не сказать, что дружба англичан идет только до тех пор, пока не нужно реально помочь России. Вот пределы английской дружбы. Я очень сомневаюсь, что если случится война европейская, которую нам пророчат, и в особенности с удовольствием пророчат с левой стороны, что английский флот будет защищать Петербург и Балтийский залив от немецкого флота. Я в этом вовсе не уверен и пока не представят обратное доказательство, буду считать, что этого не будет. Короче говоря, во всех важнейших вопросах, которые могут возникнуть при тех или других осложнениях, от дружбы с Англией мы реального почти ничего ожидать не можем.

А вот дружбу с Германией мы постепенно растрачиваем, и эта дружба не далее японской войны нам давала серьезные доказательства своей реальности, а не фиктивности. Конечно, теперь, когда уже заключено тройственное согласие, когда действует тройственный союз, когда инерция работает вовсю, пожалуй, излишне было бы говорить и критически относиться к этим комбинациям. Я считаю, пока не сказано последнее слово, пока не наступила та война, которая есть результат этих групповых соглашений, я считаю свои долгом представителя – если не народа, то значительной его части, – сказать: надо до последней минуты стараться ослабить те вредные последствия, которые возникают благодаря неправильной группировке против Германии и с Англией. Надо еще посмотреть: нельзя ли эту группировку изменить, – правильнее, нам необходима на случай войны помощь французских войск и английского флота. Это верно, это нам необходимо, но это нам необходимо на случай войны, а вот на случай мира нам этого совсем не нужно.

Мне хочется рассмотреть сначала: нельзя ли нам сперва подумать о случаях мира, а потом уже о случаях войны. Не является ли этот случай войны последствием того, что заключены такие группировки? Не втягиваемся ли мы в обязательную войну ради каких-то интересов, мне не известных, только потому, что с Францией и Англией идем против Германии и Австрии? Нет ли тут практического выхода? Нельзя ли эту группировку изменить – если не сразу, то постепенно? Нельзя ли изыскать какой-нибудь разумный способ, чтобы найти выход, удовлетворяющий достоинству и пользе и России, и Германии? Действительно ли между Россией и Германией имеются такие неизбежные конфликты, которые нельзя обойти, и что нам делить с Германией, и в чем Германия нам мешает и мы мешаем Германии? Все это надо обсудить, и не только стоять на почве уже заключенных соглашений, а вечно стараться, нельзя ли что-нибудь новенького найти. Вот прогрессистам следовало бы тут о прогрессе и думать, а не быть такими консерваторами и ретроградами, какими они являются в вопросах внешней политики. Я ведь, например, не уверен, что проливы, которые нам действительно необходимы для выхода из Черного моря в Средиземное море, – только для этого, что туда нас именно Германия не пускает; у меня сложилось историческое впечатление, что нас не пускали в проливы не Германия, а Англия и Франция. (Пуришкевич: «Несомненно».) И вся история говорит, что Англия не пускает, и вот теперь нас не пустила не только Германия, не генерал Лиман фон Сандерс5, а именно наша дружественная Англия не пустила в пролив. Вот у меня такое убеждение имеется, и я боюсь, что очень многие из вас это убеждение разделяют. А быть может, мы с Германией могли бы договориться, чтобы проливы были свободны для России, хотя этого и не хотелось бы Англии. Ведь Англия не желает связываться с Россией, она дает себе свободу действий; она только дает дружбу; отдадим ей дружбу, но в то же время отдадим дружбу Германии за проливы, пожертвовав, правда, чем-нибудь за это из того, что нам не принадлежит и куда мы совершенно напрасно направляем свои взоры; все равно это нашим никогда не будет.

Я, конечно, господа, обыватель, но обывателю свойственно иметь свои собственные мозги, которые делают те или другие выводы, и этими выводами я считаю обязательным поделиться. (Пуришкевич: «Русские