Самые странные в мире. Как люди Запада обрели психологическое своеобразие и чрезвычайно преуспели - Джозеф Хенрик Страница 24

определяемому опасностью инбридинга. Естественный отбор наделил людей психологическим механизмом, который подавляет наше сексуальное влечение к близким родственникам из-за высокой вероятности появления болезненного потомства. Используя несколько простых признаков, этот механизм вызывает чувство отвращения, которое обычно заставляет нас избегать секса с братьями, сестрами, родителями и детьми. Один из важных подобных признаков — совместное взросление. Что характерно, эта связанная с процессом развития «сигнализация опасного сближения» иногда дает сбой, что приводит к сексуальному неприятию между юношами и девушками, которые не являются родней, но выросли вместе. Этот эффект интересен, потому что по умолчанию можно предположить, что братья и сестры или другие люди, которые выросли вместе, будут более склонны влюбляться друг в друга, поскольку у них уже есть много общего[111].

Существование врожденного отвращения к инбридингу обеспечивает психологическую опору, вокруг которой культурная эволюция выстроила мощные табу на инцест. Задействовав наше отвращение к идее секса с братьями, сестрами или родителями, культурной эволюции нужно было только «выдумать», как (1) распространить это чувство на более широкий круг людей и (2) использовать его для осуждения других. Это то неприятное чувство, с которым вы (возможно) сталкиваетесь, когда представляете себе секс по обоюдному согласию между сводными братьями и сестрами. Они не связаны генетически, но это все равно кажется неправильным. Среди кочевых групп охотников-собирателей вроде представителей народности жуцъоан табу на инцест запрещают вступать в брак со своими двоюродными, троюродными и четвероюродными братьями и сестрами в дополнение к более близким родственницам вроде племянниц. Эта модель контрастирует с нормами многих аграрных обществ, где под табу на инцест подпадают только некоторые из многоюродных (начиная с двоюродных) братьев или сестер, тогда как другие являются предпочтительными партнерами в браке[112].

В своем исследовании брачных норм народности жуцъоан этнограф Лорна Маршалл показала, как подобное табу расширяет наше врожденное отвращение к инцесту. Несмотря на то что жуцъоан не знали о риске инбридинга для здоровья, они чувствовали, что идея секса с родителем, братом или сестрой ужасна, отвратительна и опасна. На деле они считали ее настолько чудовищной, что некоторые женщины отказывались ее даже обсуждать. Однако, когда их спрашивали о сексе с многоюродными братьями или сестрами, жуцъоан не проявляли такой сильной эмоциональной реакции; тем не менее они говорили, что это будет «как» секс с братом или сестрой. По сути, они описывали дискомфорт, связанный с идеей секса с многоюродными родственниками, используя отвращение, испытываемое при мысли о сексе между братом и сестрой. Как мы убедимся далее, хотя такие широкие запреты на вступление в брак с любыми многоюродными братьями или сестрами относительно редки в аграрных обществах, они странным образом возродились в Европе раннего Средневековья, что повлекло за собой существенные и долгосрочные последствия[113].

Обеспечивая надежные психологические опоры, наши инстинкты родственного альтруизма, образования устойчивых пар и отвращения к инбридингу помогают объяснить, почему брак и семья долгое время являлись нашими наиболее устойчивыми институтами. Я буду называть институты, опирающиеся на перечисленные инстинкты, институтами, основанными на родстве. Примечательно, однако, что частью таких институтов оказываются также нормы, которые способствуют устойчивым межличностным связям и отношениям с людьми, не являющимися родственниками. Часто это происходит за счет использования других аспектов нашей сложившейся в ходе эволюции психологии так же, как брачные нормы строятся вокруг инстинктов к образованию устойчивых пар и избеганию инбридинга. Хороший пример тут — коллективные ритуалы.

Коллективные ритуалы

Описывая танец, во время которого представители народности жуцъоан впадают в состояние транса, этнограф Меган Биселе отмечает: «Этот танец, возможно, является центральной объединяющей силой в жизни бушменов [жуцъоан], выстраивая между людьми не до конца понятные нам глубинные связи»[114]. Такие мощные в психологическом плане коллективные ритуалы, которые образуют прочные межличностные связи, улучшают существующие отношения и усиливают групповую солидарность, обнаруживаются в большинстве небольших обществ.

Вдохновленные такими открытиями этнографов, психологи начали систематически разбивать ритуалы на их ключевые элементы. Ритуал можно воспринимать как совокупность «мыслительных уловок», которые разнообразными и хитроумными способами эксплуатируют ошибки в наших ментальных программах. Давайте рассмотрим три наиболее распространенные составляющие коллективного ритуала: синхронность, целенаправленное сотрудничество и ритмичную музыку.

Синхронность, вероятно, задействует как нашу эволюционно сложившуюся систему представлений о действиях, так и наши способности к ментализации. Когда мы движемся в такт с другими, в нашем мозге одновременно работают нейрологические механизмы, используемые для формирования представлений как о наших собственных действиях, так и о действиях других людей. Это побочное нейрологическое последствие того, как система представлений нашего тела используется для моделирования и прогнозирования движений других людей — то есть сбой. Наложение этих представлений размывает различие между нами и другими, что заставляет нас воспринимать других как более похожих на нас и, возможно, даже как продолжение нас самих. По эволюционным причинам эта иллюзия сближает людей и создает ощущение взаимозависимости[115].

Задействуя наши способности к ментализации, синхронность также использует тот факт, что мы, люди, бессознательно отслеживаем тех, кто нам подражает, и используем это как сигнал о том, что мы им нравимся и они хотят с нами общаться. Отчасти это происходит потому, что мимикрия — один из инструментов, которые мы используем, чтобы вообразить себе мысли и эмоции других людей: если кто-то хмурится, вы автоматически нахмуриваетесь, чтобы лучше понять его чувства. Во время синхронных танцев, упражнений или маршей наша ментальная система отслеживания оказывается наводнена ложными мимикрическими сигналами, предполагающими, что мы всем нравимся и что все хотят с нами взаимодействовать. Поскольку обычно мы положительно относимся к таким дружелюбным сигналам, а синхронность поведения заставляет всех участников чувствовать себя одинаково, тут может возникать благотворная петля обратной связи[116].

Помимо синхронности, ритуалы также укрепляют отношения, усиливают кооперацию и повышают межличностное доверие благодаря тому, что заставляют людей сотрудничать для достижения общей цели, которая часто состоит в успешном завершении священной церемонии. Исследования, проведенные как с детьми, так и со взрослыми, подтверждают, что сотрудничество ради достижения общей цели усиливает групповую солидарность и укрепляет межличностные связи.

Дополняя синхронное движение и совместное действие, ритмичная музыка увеличивает психологическую силу ритуалов тремя различными путями. Во-первых, чисто практически музыка обеспечивает действенный механизм, с помощью которого люди, в той или иной мере обладающие чувством ритма, могут добиваться синхронности своих движений. Во-вторых, совместное создание музыки может служить для группы общей целью. И в-третьих, используя звук в дополнение к движению, музыка позволяет улучшить ритуальный опыт, влияя на наше настроение[117].

Хотя систематическая экспериментальная работа над элементами ритуала еще далека от завершения, имеющиеся результаты позволяют предположить, что эти три компонента являются синергетическими. То есть