Война, мир и книги - Валерий Валерьевич Фёдоров Страница 22

почти неоспоримого в брежневские годы духовного влияния». Какой контраст со временами «застоя», когда авторитарная власть позволяла интеллектуалам «непубличную, но широко известную в узких кругах полуоппозиционность»! В рамках «застоя» были возможны и религиозно-философские поиски Сергея Аверинцева, и «советское картезианство» Мераба Мамардашвили, и социологический семинар Юрия Левады, и тартуская семиотическая школа Юрия Лотмана, и публикация булгаковского «Мастера и Маргариты», и «Солярис» Тарковского. «Культурное поколение» вело диалог с властью на языке культуры, само не претендуя ни на какое политическое влияние и ограничиваясь поиском вечных смыслов в Царстве Духа. В результате, когда начались по-настоящему исторические перемены, оно оказалось к ним совершенно неподготовленным ни интеллектуально, ни психологически, ни организационно. Все мыслимые этими прекрасными людьми духовные высоты были взяты перестройкой очень быстро, а дальше началось что-то, к чему никто не был готов. У советских интеллектуалов не оказалось своей программы, и они стали просто ширмой, декорацией для чужих программ, не понимая их чуждость и губительность. Провал «культурного поколения» был предопределен, и столь же предопределенным оказалось духовное опустошение общества. Советская аполитичность, отказ интеллигенции 1960-1970-х годов от выработки собственной политической программы, заключает Межуев, стали важнейшим фактором поражения и краха и нашего «интеллектуального класса», и перестройки в целом.

Современность

Егор Гайдар, Анатолий Чубайс

Развилки новейшей истории России

М.: 0ГИ, 2011

В своей последней книге экс-премьер России Егор Гайдар в соавторстве со своим старым товарищем Анатолием Чубайсом обращается к теме исторических развилок. «Произошедшее в истории окаменевает. Историкам всегда хочется объяснить, что случившееся было закономерно», – пишут они. Однако люди, причастные к принятию тех решений, которые определяют историю, думают иначе. Все могло пойти по-другому! Существуют узловые моменты, когда делается выбор, определяющий путь страны на годы и даже десятилетия вперед. Авторы попытались это сделать применительно к отечественной истории XX-начала XXI века, в которой они насчитали не меньше десятка трудных «перекрестков». Конечно, интереснее всего их размышления относительно развилок 1980-2010-х годов, то есть того периода, к которому они как экономисты и политики имеют непосредственное отношение. Сама формулировка развилок-проблем и имеющихся вариантов их решения – показывает рамки анализа, которыми руководствовались и за которые не могли или не хотели выйти лидеры ельцинских реформ. Иными словами, в этих развилках интереснее всего те варианты, о каких авторы не пишут, почитая их нереалистичными или недопустимыми.

Первую важную развилку Гайдар и Чубайс датируют 1986 г., когда цены на нефть-основной продукт советского экспорта-упали за год вдвое. Нужно было как-то реагировать на резко изменившуюся внешнеэкономическую и финансовую ситуацию. Вариантов просматривалось четыре: резко повысить цены на продовольствие; резко сократить военные расходы и инвестиции; прекратить бартерные поставки нефти и нефтепродуктов Восточной Европе; брать кредиты на Западе и ждать повышения цен на нефть. Первые три пути означали жесткие конфликты – с народом или с элитой-либо отказ от завоеванной в результате Второй мировой войны империи. Был выбран наименее конфликтный, но и наиболее рискованный четвертый путь, которым СССР и шел до 1989 г. К этому моменту кредитоспособность СССР была исчерпана: Запад перестал давать кредиты, мировые цены на нефть не выросли, экономика страны оказалась на грани коллапса. Возникла новая развилка: запустить реальные экономические реформы, что означало либерализацию режима, или, напротив, затянуть пояса, а для этого-«закрутить гайки»? Последнее означало ужесточение режима, массовые репрессии, разрыв с Западом, в общем, отказ от курса на «перестройку и новое мышление». Сделать такой выбор Горбачеву было безумно сложно. Поэтому период 1989–1991 гг. прошел в метаниях и маневрах между двумя курсами.

Ни один из них в итоге не реализовался: не произошло ни настоящих реформ, ни «закручивания гаек». Не было реформ, но было много разговоров о реформах. Не было настоящего ужесточения, но были его неудачные и кратковременные попытки. И за три года предел прочности советской конструкции был превзойден, государство стало разваливаться на глазах. В СССР де-факто исчезла центральная власть. И вот новая развилка: расходиться по национальным квартирам или создавать новый Союз? Решение здесь принимал уже не Кремль, а руководители республик. «Элита всех бывших союзных республик уверенно выбрала независимость», – пишут авторы. Оставалось только оформить «цивилизованный развод», что и было сделано в Беловежской пуще. В этой ситуации главным стал вопрос о границах: пересматривать их или расходиться без пересмотра? На фоне войны в Югославии элиты республик посчитали, что «пересмотр границ-это путь к войне». И был сделан согласованный выбор: границы, сколь бы абсурдными они ни были, не пересматривать. Зато удалось избежать войны и расползания ядерного потенциала СССР по новым государствам – весь он при твердой поддержке США достался России.

Главная развилка конца 1991 г. для руководства РФ, однако, связана не с политикой, а с экономикой. Как обеспечить снабжение продовольствием крупных городов, включая столицы? Прежняя система, руководимая Госпланом и Госснабом, работать перестала. Колхозы больше не сдавали хлеб государству по низким ценам и за быстро дешевеющие деньги. Ситуация напоминала весну 1918 г., когда столицы остались без хлеба и пришлось отправлять рабочие продотряды для насильственного изъятия его у крестьян. Развилку авторы формулируют так: «отобрать у колхозов хлеб, сохранив государственные цены, или, напротив, либерализовать цены, сделав для колхозов продажу хлеба государству выгодной?» Первый вариант, вспоминают Гайдар и Чубайс, «всерьез даже не обсуждался» по причине отсутствия надежных войск и неясности того, кому будет подчиняться милиция в хлебопроизводящих районах. Был выбран второй – с полным пониманием его высокой цены – как более реалистичный. Такова подоплека знаменитого решения о либерализации цен, которое критики команды Гайдара приравнивают к «шоковой терапии».

Параллельно пришлось проходить другую развилку: с чего начать радикальные экономические реформы – с приватизации государственного имущества или с либерализации цен? Было решено начать с либерализации, так как это «решение политически тяжелое, нотехнически легко исполнимое». Приватизация же – «технически сложный процесс», требующий огромной подготовки. Обратная последовательность означала отсрочку либерализации цен «на два-три года, что было неприемлемо для продовольственного снабжения в стране». Приватизацию пришлось отложить, и она началась уже в условиях свободных цен. Что касается формата самой приватизации, то здесь главную развилку авторы формулируют так: «между массовой бесплатной приватизацией и приватизацией за деньги». Первую модель еще в 1987 г. предлагал экономист Виталий Найшуль, вторую отстаивали Гайдар и Чубайс. Однако, утверждают они, «уже весной 1992 г. стало понятно, что в тех конкретных исторических условиях применительно к крупной промышленности денежные схемы приватизации, пусть и более эффективные, не вписываются в политическое окно возможностей». Иными словами, у правительства не хватало сил, чтобы сделать приватизацию платной! Поэтому пришлось сделать ее бесплатной.