История Византии. Том 3. 602-717 годы - Юлиан Андреевич Кулаковский Страница 22

и было исполнено. Посольство исправляли четыре патриция, с Георгием во главе, и синкелл Софийского храма Феодор, описавший впоследствии эту осаду в патетическом Слове, которое дошло до нас. Прием посольства имел для него унизительный характер. Хан восседал на троне, рядом с ним сидели три знатных перса в шелковых одеждах, а послы императора должны были стоять перед ними. В гордой речи хан заявил послам о своем союзе с персами и, указывая на грозящую столице гибель, требовал безусловной сдачи. Он предлагал жителям выйти, сохраняя на себе лишь рубашку и верхнее платье: «Вы не можете, — говорил он, — обратиться ни в рыб, чтобы спастись в море, ни в птиц, чтобы улететь в небо». Послы выражали готовность вести переговоры о размере выкупа, но хан твердо стоял на требовании безусловной сдачи города и отпустил послов ни с чем.[252]

В ту же ночь персидские послы были отправлены назад в Хрисополь на двух лодках из гавани Хелы. Но обе лодки были захвачены, и одна из них — вследствие предательства рулевого. Голову одного из послов подбросили на следующий день в персидский лагерь с письмом, извещавшим Шахрбараза, будто хан заключил с императором мир и выдал послов. Другого перса с отрубленными руками и подвязанной головой третьего отослали в стан хана.[253]

В воскресенье, 3 августа, хан, еще не зная о гибели послов, выехал из Хелы, чтобы наблюдать за спуском лодок, которые должны были перевезти вспомогательный отряд персов из Хрисополя. Корабли имперского флота держали охрану пролива, но ночная темнота позволила славянам обмануть бдительность сторожевых судов и переправиться на азиатский берег.[254]

В течение трех последующих дней шли, по свидетельству Феодора, непрерывная перестрелка и попытки штурма по всей линии обложения города, а также и с моря на подплывавших лодках славян. Осаждавшие страдали при этом в гораздо большей степени, чем защитники, и кучи варварских трупов оставались на местах, где шел штурм. Защитники не терпели существенных потерь, хотя и среди них было немало раненых.[255] Хан, окруженный панцирными всадниками, сигналил с высокого места на северном берегу Рога персам. С особенным ожесточением штурм шел по всей линии в девятый день и не прекратился и ночью.

На 7 августа, в четверг, десятый день осады, хан назначил общий штурм города с суши и с моря. В глубине Золотого Рога было собрано множество судов и лодок, на которые были посажены панцирные воины. Большинство составляли славяне, но были также и болгары.[256] Вся эта флотилия должна была двинуться к городу по сигналу с мыса близ Влахерн, называвшегося «Крыло» (Πτερόν), сделать приступ со стороны Золотого Рога и оказать тем поддержку штурму с суши по всей линии стены. План хана был выдан Вону, и он принял свои меры. Вдоль обоих берегов Золотого Рога у Влахерн были расставлены готовые к бою диеры и триеры. Когда все было готово, был дан сигнал огнем с условленного места. Флотилия, принимая этот огонь за условный сигнал хана, двинулась всей своей массой к Влахернам. Византийские военные корабли атаковали врага с двух сторон, громили его из орудий на палубах, опрокидывали лодки, топили людей, и в короткое время кили опрокинутых славянских судов и плавающие трупы погибших представляли, по словам очевидца, зрелище суши на волнах Золотого Рога.[257] Армянский отряд вышел из Влахерн и поджег ограду церкви св. Николая. Спасшиеся от крушения, плававшие во множестве среди трупов и разбитых лодок, приняли этот огонь за условный сигнал хана и устремились к этому месту берега.[258] Но их встречали воины армянского отряда и нещадно избивали. Некоторые подплывали к подножью того холма, с которого хан наблюдал картину крушения славянского флота. В бешенстве за постигшую его неудачу, хан приказал избивать тех, кому удавалось выбраться на берег. Спаслись лишь те немногие, которые выплывали на другой берег Золотого Рога и, выбираясь из воды, укрывались в поросших лесом возвышенностях.[259] Весть о полном разгроме флота облетела город, подняла настроение защитников, дошла до осаждавших, и славяне не только приостановили штурм, но и стали покидать окопы. Защитники открыли ворота, сами перешли в наступление, преследуя отступавших. К воинам присоединились женщины и дети.[260]

Хан не имел уже возможности восстановить порядок в своем расстроенном воинстве, понесшем столько потерь. Выставив сторожевой отряд аваров, он в ту же ночь отдал приказ снять кожи с орудий, откатить их от стен, разобрать палисады, разрушить башни и сжечь весь этот огромный материал. Странное зарево осветило весь город. Пожар длился всю ночь, и дым разносило по всему городу. Персы, видевшие зарево над городом, полагали, что город взят, и радовались успеху своего союзника, который справился и без их помощи.[261]

Несмотря на полную очевидность своего поражения, хан начал переговоры. Но магистр Вон ответил, что он не уполномочен вести их, так как из Азии идет с войском брат императора Феодор, который вскоре переправится через пролив и будет преследовать хана до границ его владений. Хан заявил, что он вынужден отступить ввиду затруднений продовольствовать свое воинство и грозил вернуться опять с новыми силами, чтобы отомстить за свою неудачу. Началось отступление под охраной арьергарда, который, раньше чем покинуть свои стоянки, жег и уничтожал все уцелевшие постройки в окрестностях города. Из городских зданий в огне погибли две церкви: св. св. Козьмы и Дамиана и св. Николая.[262] В отступавшем воинстве хана было множество раненых и свирепствовала большая смертность, как стало то вскоре известно от перебежчиков.[263] В течение многих дней вытягивали на берег лодки славян и трупы утонувших и сжигали. При этом выяснилось, что у славян женщины принимали участие в войне вместе с мужьями, так как оказалось много женских трупов.[264]

Когда для персов выяснилась истина о полной неудаче хана и его отступлении с разбитыми остатками его воинства, Шахрбараз покинул свои стоянки и увел войска в Сирию.[265]

Население столицы торжествовало свою победу, и общий голос приписывал спасение от страшной опасности защите свыше. Пресвятая Богородица сама спасла свой город. Современник, описавший это событие в Пасхальной Хронике, занес в свой рассказ сообщение, будто аварский хан еще во время осады говорил, что он сам видел, как какая-то женщина в великолепном одеянии ходила одна по стене города.[266] Феодор Синкелл в своем восторженном «Слове» приписывает победу на море самой Богородице: грозный вид варварского флота привел моряков в смятение и они