Наследники или ренегаты. Государство и право «оттепели» 1953-1964 - Павел Владимирович Крашенинников Страница 21

полочкам, показывает различия уголовно-правового и гражданско-правового воздействия: «Уголовное право карает за правонарушение; понятно, что оно карает виновное правонарушение. Гражданское право восстанавливает положение, имевшее место до правонарушения (выделено нами. – Прим. П. К.). Понятно, что оно не может, а в определенных случаях и не должно требовать наличия вины правонарушителя для соответствующего воздействия на него. Воспитательное воздействие гражданского права идет тем самым дальше, представляется, если можно так выразиться, более тонким, чем воздействие уголовного права»[159].

«В каждом отдельном случае суд, в котором возбужден иск о восстановлении нарушенной чести, должен прежде всего удостовериться в том, что переданные на его рассмотрение высказывания ответчика представляют собой высказывания фактического характера, содержат сведения об истце, сообщение данных, которые сообщающий выдает за факты и которые именно потому и допускают проверку с точки зрения их соответствия или несоответствия подлинным фактам.

Все, что находится за пределами таких сведений, все, что представляет собой выражение субъективной оценки высказывающего, должно остаться за пределами суда и права, поскольку, разумеется, форма такой оценки не влечет за собой своею оскорбительностью уголовной ответственности за оскорбление. Иначе защита личного достоинства превратилась бы в невыносимое стеснение свободы слова, свободы научной, художественной и всякой иной критики, свободы индивидуальных вкусов и суждений»[160].

Нельзя не заметить и некоторую браваду автора по отношению к признанным авторитетам советского права. В работе есть две немыслимые по тем временам вещи – критика всесильного А. Я. Вышинского[161]и позитивные ссылки на дореволюционного профессора И. А. Покровского[162].

Более того, в 1944 г. Флейшиц сделала на конференции в Московском университете доклад «И. А. Покровский и его вклад в науку гражданского права», в котором назвала своего учителя «носителем лучших традиций передовой русской научной и общественной мысли».

Екатерина Абрамовна не считала нужным переводить многочисленные цитаты европейских правоведов с латыни и других языков на русский. С одной стороны, это можно воспринимать как некий снобизм по отношению к так называемым красным профессорам, получившим юридическое образование после революции, а потому не очень разбирающимся в языках, а с другой – как призыв к юристам повышать свою образованность, осваивать наследие европейской юриспруденции. Хотя она и оговаривалась: «Научного… изучения проблемы личных прав в буржуазной цивилистической литературе быть не может. Ибо, неизменно руководимое – сознательно или бессознательно, это все равно – задачей служения эксплуататорскому классу, это изучение также неизменно исходит из методологически непригодных предпосылок, из веками освященных и подчас поражающих своей живучестью теоретических предрассудков и ошибок»[163].

Не случайно в 1940-е гг. Екатерина Абрамовна полностью переключилась на преподавательскую деятельность.

В 1942 г. после смерти второго мужа – А. И. Янчевского[164] – Флейшиц переехала из блокадного Ленинграда в Москву. «Приехала в качестве декана юридического факультета Института внешней торговли. Эго был замечательный вуз, сыгравший большую роль в развитии юридического образования в Москве. Екатерина Абрамовна была не только отличным преподавателем, она оказалась еще и выдающимся воспитателем и организатором, сумела собрать чрезвычайно сильный преподавательский состав, а главное – подобрать очень сильных студентов и создать на факультете замечательную атмосферу, когда молодежь сама тянулась к знаниям. Екатерина Абрамовна была не просто деканом, она по-матерински лелеяла своих студентов, воспитывала в них личности. Результат получился выдающийся: ее выпускники обретали видное положение, независимо от того, выбрали они практическую или научную деятельность. Они заняли ключевые посты в юридической службе внешней торговли и в науке гражданского права»[165].

Самыми известными учениками Екатерины Абрамовны Флейшиц были Виктор Абрамович Дозорцев, Александр Львович Маковский, Марк Моисеевич Богуславский, Владимир Александрович Туманов и Петр Иванович Седугин. О каждом из них – об их профессионализме и личных качествах – можно писать и рассказывать много. Автор этих строк лично знал каждого, общение происходило и по законопроектным, и по научным вопросам – и впечатление осталось особенное и непроходящее. Чем дальше во времени, тем больше виден масштаб этих людей. Их объединяет отношение к цивилистике, теории права и труду. Они также преподавали и занимались наукой и законотворчеством, объясняли коллегам и оппонентам, почему «так, а не иначе». Так же, как Екатерина Абрамовна.

Чтобы понять, с какой любовью относились ученики к своей учительнице, достаточно просто почитать их воспоминания о ней.

Преподавательская деятельность Флейшиц оборвалась в 1950 г. – в период разнузданной кампании против «безродных космополитов» и низкопоклонства перед Западом. Она не смогла вынести антисемитские выпады со стороны некоторых коллег из Института внешней торговли и особенно с юрфака МГУ и ушла из этих вузов навсегда, окончательно перейдя во Всесоюзный институт юридических наук (ВИЮН, с 1963 г. – ВНИИСЗ), где работала еще с 1943 г. на полставки. С этим институтом, а конкретно с сектором гражданского права и процесса, в котором в разное время работали С. Н. Братусь, Д. М. Генкин, Л. А. Лунц, И. Б. Новицкий, связана вся дальнейшая судьба Екатерины Абрамовны.

После войны и особенно после смерти Сталина развернулась кодификационная работа. Вот тут-то государству и понадобились глубокие знания права, и не только советского. Екатерина Абрамовна с удовольствием участвовала в подготовке проекта Гражданского кодекса СССР (ГК СССР), так и не ставшего законом, а затем проектов союзных Основ гражданского законодательства (далее – Основ) и Гражданского кодекса РСФСР.

Естественно, не осталась Флейшиц в стороне от дискуссии с хозяйственниками, именуя их учение не иначе как «презренной памяти „концепция” так называемого хозяйственного права»[166]. Вряд ли с удовольствием, но участвовала и в публичных ожесточенных дискуссиях на эту тему. Более того, она отказывалась даже от термина «хозяйственный договор».

Бескомпромиссность Флейшиц выражалась даже в публичной дискуссии с Главным арбитром Госарбитража при Совете Министров СССР Е. В. Анисимовым. Впрочем, предоставим возможность уважаемому читателю ознакомиться с фрагментом выступления Екатерины Абрамовны: «Е. В. Анисимов почему-то считает, что для того, чтобы дело заключения договорных связей было коренным образом улучшено, очень важно дать научное определение хозяйственного договора. Докладчик говорил также, что были такие „злодеи”, которые даже „после Основ” все еще отрицали существование хозяйственного договора. Перед вами такой злодей. И думаю, что и после Основ, и после решения сентябрьского Пленума дело не станет лучше от того, поверим ли мы В. Н. Можейко, что существует хозяйственный договор, или не поверим. Это не юридическое понятие, и невозможно дать юридическое определение хозяйственного договора. Как много изобретательности проявил О. С. Иоффе в книге о хозяйственных договорах. Он сделал все, кажется, что было можно, и все-таки никакого определения хозяйственного договора нет. Я иногда думаю, что договор, заключенный торговым предприятием, тоже есть хозяйственный договор, ибо советская торговля