В дальних плаваниях и полетах - Лев Борисович Хват Страница 2

Беляев, худощавый, подвижной, с выразительным, нервным лицом, ухитрялся в одно и то же время разговаривать с репортерами, читать и отправлять заметки в типографию, отвечать на телефонные вызовы.

— Удачное начало, Вера, очень удачное!.. Сколько же ты пробыла у Мичурина? Как тебя принял Иван Владимирович?.. Алло, слушаю. Секретариат? Да-да, в заметке речь идет о новом автомобиле «ЗИС-101»… Что?.. Ленинград просто засыпал информацией… Пока!.. Нет, так не пойдет, придется переделать — о строительстве первой линии метрополитена написал холодным, бесстрастным языком, а ведь ты спускался под землю, ходил по трассе… Типография?.. «Групповой полет дирижаблей» давно сдали, тридцать строк… О выставке посылаю…

Беляев положил трубку и повернулся к соседнему столику.

— Немов, скорее сдавай материал, — заторопил он сотрудника, вернувшегося с выставки плакатов «Десять лет без Ленина по ленинскому пути».

В кабинет влетел молодой спортивный репортер и ринулся к дежурному, потрясая исписанным листком:

— Готово! Вот это встреча!..

— Что такое? — остановил его Беляев, одинаково равнодушный ко всем видам спорта, кроме шахмат.

— А вы прочтите, прочтите! Разыграно первенство Москвы по хоккею, победил «Дукат». Ка-а-кая была борьба…

Быстро пробежав страничку, Беляев пометил шрифт и с тревогой оглядел заваленный рукописями стол:

— У кого еще есть материалы?

— Интервью с руководителем экспедиции на Памир.

— Тема?

— Земледелие на высоте четырех тысяч метров.

— Написали?

— Да, строк сорок… Очень интересные опыты. Двести пятьдесят культурных растений. Вызрели ячмень, горох, люцерна…

Лист за листом уходил в наборный цех. Трубы пневматической почты с шипением и присвистом всасывали цилиндрические патроны, заряженные свертками с информацией.

На всех сообщениях стояла дата: 14 февраля 1934 года.

Близилась полночь. Горячка утихала. Газетные полосы были уже заполнены. Вытеснить стоявшие в них материалы могла лишь информация особой важности.

Репортеры разошлись. В отделе остались Беляев, Немов и я. Засиживаться в редакции до глубокой ночи давно уже стало для нас обыкновением.

Достаточно было сигнала, чтобы любой из нас помчался к месту события, представляющего общественный интерес. Бывало и так, что перед рассветом телефонный звонок поднимал журналиста с постели, спустя час он сидел в кабине самолета, к полудню оказывался за тысячу километров от Москвы — на аэродроме областного города, в рабочем поселке, на колхозном поле, — и еще до наступления сумерек информация специального корреспондента лежала на столе редактора. В журналистской работе мы видели свое призвание и гордились, что сотрудничаем в газете, созданной Лениным, самой авторитетной, уважаемой и любимой народом.

Усевшись на скрипучем редакционном диване, мы вспоминали события недавних дней. Тихон Беляев заговорил о катастрофе стратостата «Осоавиахим». Несчастье произошло в конце января. Было раннее утро, морозило. Облака нависли, казалось, над самыми верхушками сосен. Колоссальный шар уже наполовину скрылся в плотной серой мути, когда из люка сферической гондолы показался командир стратостата Федосеенко и с высоты донесся его прощальный привет. Через несколько секунд аппарат исчез в гуще облаков.

На земле принимали короткие радиограммы: «Достигли высоты 20 600 метров… Продолжаем наблюдения… Все благополучно…» Внезапно связь оборвалась, экипаж перестал отвечать на вызовы.

Редакционные автомобили помчались по загородному шоссе на восток, куда воздушные течения уносили невидимый стратостат. В ста тридцати километрах от Москвы нас настигла жестокая весть: «Осоавиахим» упал в малонаселенном районе Мордовии, — Федосеенко, Басенко и Усыскин погибли…

Припомнилась последняя ночь перед стартом. Возбужденные и осунувшиеся лица пилотов, их решимость достигнуть высоты, на которой не бывал ни один человек.

— А ведь редко, очень редко серьезное завоевание обходится без потерь, — задумчиво сказал Немов.

«ЧЕЛЮСКИН» РАЗДАВЛЕН ЛЬДАМИ

Утомленные глаза Беляева скользили по страницам ночного «Вестника ТАСС». Вдруг он резко подался вперед, впился в лист «Вестника» и дрогнувшим голосом произнес:

— Погиб «Челюскин»…

— Что-о? А экспедиция? Люди?

— Люди живы, все живы! Нет, я ошибся… В последнюю минуту погиб заведующий хозяйством Могилевич.

Беляев протянул нам лист «Вестника». Вот о чем рассказывала радиограмма из Полярного моря:

«13 февраля, в 15 часов 30 минут, в 155 милях от мыса Северного и в 144 милях от Уэлена «Челюскин» затонул, раздавленный сжатием льдов. Уже последняя ночь была тревожной из-за частых сжатий и сильного торошения льда… В 13 часов 30 минут внезапным сильным напором разорвало левый борт на большом протяжении — от носового трюма до машинного отделения. Через два часа все было кончено. За эти два часа организованно, без единого проявления паники, выгружены на лед давно подготовленный аварийный запас продовольствия, палатки, спальные мешки, самолет и радио. Выгрузка продолжалась до того момента, когда нос судна уже погрузился под воду.

Руководители экипажа и экспедиции сошли с парохода последними, за несколько секунд до полного погружения. Пытаясь сойти с судна, погиб завхоз Могилевич. Он был придавлен бревнами и увлечен в воду. Остальные невредимы, здоровы. Живем в палатках, строим деревянные бараки. У каждого спальный мешок, меховая одежда. Просим родных не беспокоиться, не посылать запросов — мы экономим аккумуляторы и не можем давать частных телеграмм. Связались с радиостанциями Уэлена и мыса Северного…

Заверяем правительство, что несчастье не остановит нас в работе по окончательному освоению Арктики, проложению Северного морского пути.

Начальник экспедиции Шмидт».

— Больше никаких подробностей?

— Создана правительственная комиссия для спасения экспедиции и команды «Челюскина», председатель — Куйбышев, — сказал Беляев.

Схватив листки «Вестника», он побежал к редактору. Не успели мы обменяться мыслями, как Беляев вернулся.

— Номер переделывается, челюскинские материалы идут на первую полосу! — крикнул он еще с порога. — Есть важные задания.

Беляев передал мне приказание: немедленно заняться сбором информации о положении челюскинцев и подготовке спасательных экспедиций. Немову поручили связаться с видными учеными-полярниками, участниками арктических походов; такое же задание получили ленинградские корреспонденты. Полетели телеграммы в Хабаровск, Владивосток, Петропавловск-на-Камчатке.

Немов принес из редакционной библиотеки карту Заполярья. На северном побережье Чукотского полуострова мы отыскали мыс Северный и Уэлен.

— Далеконько, — вздохнул Беляев, рассматривая очертания Арктического побережья и редкие черные точечки населенных пунктов. — Дальше, как говорится, ехать некуда.

— Как же туда добираются? — спросил Немов.

— Пароходом из Владивостока. Разумеется, летом.

— А сейчас, в феврале?

— Время покажет, — неохотно ответил Беляев.

Мы обозначили на карте район ледового лагеря — на голубом фоне Чукотского моря вспыхнул алый флажок. Между флажком и побережьем на протяжении более полутораста километров лежали тяжелые льды.