Розы без шипов. Женщины в литературном процессе России начала XIX века - Мария Нестеренко Страница 19

Отсюда автор делает вывод, что было бы весьма полезно, чтобы женщины «сами взяли на себя труд доставлять обществу сии необходимые для жизни припасы, как делается в Англии»[185], то есть стали не только читательницами, но и писательницами. Автор письма делится со своей собеседницей соображениями о недостатках существующей женской литературы:

Сказки женского рукоделья и благопристойны, и нравоучительны, но к сожалению однообразны, слишком правильны. В них описываются не существа живые и свободные, разнообразные оттенками в свойствах и наружном виде, но куклы хорошие и дурные, искусно сделанные со строжайшим наблюдением правильности. Женщины стесняются приличностями общежития; притом же знания их бывают весьма часто необширны, недостаточны; все сие препятствует им, даже в вымыслах, возноситься выше посредственности. Им остается только завидовать мужчинам, которые напитавшись классическою словесностью, смелою и свободною кистью изображают разительные картины[186].

По сути, в этом фрагменте автор восстает против того, какой сентименталистская критика предписывала быть женской литературе: ограниченной «приличностями общежития», с исключительно высокоморальными героями, посредственной (о категории посредственности мы говорили в этой главе выше), — и усматривает причины такого положения дел в недостаточности женского образования («остается только завидовать мужчинам, которые напитавшись классическою словесностью, смелою и свободною кистью изображают разительные картины»). Далее автор сосредотачивается на «английских сказках», которые интересны прежде всего тем, что созданы женщинами. Соглашаясь с тем, что «нелепые бредни г-жи Радклиф» также родом из Англии, автор письма обращается к «старым повестям английским». В качестве достойной альтернативы Радклиф, способной продемонстрировать величие английских писательниц, автор письма называет г-жу Бюрней (Фанни Бёрни), чьи романы ценились современниками, г-жу Беннет, Елизавету Инчбальд, проявившую себя как прозаик, драматург и актриса, г-жу Робинзон, автора нравоучительных романов Шарлотту Смит, поэтессу Анну Ярслей, молочницу, которая «есть то между женщинами, что Бернс между мужчинами», писательницу и эссеистку «г-жу Барбаулд» (Анна-Летиция Барбо). Все упомянутые писательницы являются представительницами английского сентиментализма, в своих сочинениях они часто рассуждают о пороках общества. Однако наиболее интересно упоминание английской феминистки Мэри Уолстонкрафт (1759–1797) — вероятно, одно из первых в российской прессе. Приведем этот фрагмент полностью:

Наконец скажу что-нибудь о Марии Волстонскрафт. С самого приезда сюда я беспрестанно занимаюсь ее сочинениями, ее несчастьями, ее странными приключениями. Во время революции попалась мне в руки книга ее: Защищение прав женских; такое название подало мне сперва не очень выгодное мнение. Я подумала, что найду в книге сей подражание Томасу Пену. Как же я ошиблась! Какая чудесная сила повлекла душу мою к той, которая открывалась ей! Какая разительность! Сколько новых, точных мыслей о достоинстве и судьбе женщин! С какою проницательностью рассмотрены самые начала развращения общества! Не скрою, однако, что жесткость, грубость и несвязность не нравятся в сем сочинении. Впрочем, сии недостатки, по моему мнению, не помрачают высокого дарования писательницы. Невозможно мне было не полюбить ее. Признаюсь, что почтение и любовь моя к г-же Волстонскрафт мало-помалу должны были исчезнуть, когда мне сказали, что она душевно предана стороне демократов; что всем сердцем благоприятствует ненавистным начальникам Жиронды; что незаконным союзом своим подавала явный соблазн обществу; что поднимала руки на собственную жизнь свою; что чудесным образом спасена будучи от смерти, свела знакомство с новым любовником, и что не иначе согласилась принять благословение брачное, как по неотступной его просьбе…[187]

Книга, которую подробно характеризует автор письма — «Защита прав женщины с критикой на моральные и политические темы» (A Vindication of the Rights of Woman with Strictures on Moral and Political Subjects. London: Joseph Johnson, 1792), была воспринята большей частью европейского общества как крайне радикальная, кроме того, Уолстонкрафт в своих художественных сочинениях критиковала излишнюю чувствительность женщин[188]. Поэтому ее появление в одном ряду с нравоучительными и сентименталистскими сочинениями было достаточно неожиданным. Недостатки стиля Уолстонкрафт, отмечаемые в письме, весьма симптоматичны: «жесткость, грубость и несвязность» не должны осквернять страниц книги, написанной женщиной. Однако главными объектами недовольства корреспондентки (по всей видимости, она транслировала точку зрения автора этого сочинения) стали политические взгляды Уолстонкрафт («душевно предана стороне демократов; <…> всем сердцем благоприятствует ненавистным начальникам Жиронды») и ее личная жизнь.

В статье «О сказках и об английских писательницах» сформировано позитивное представление о женской литературе. Тот факт, что письмо написано по-французски, адресовано немке, а речь в нем идет об английской литературе, как представляется, мог создавать впечатление общей для просвещенной Европы заинтересованности в женском сочинительстве. Опубликованное в «Вестнике Европы», письмо задавало «правильные» эстетические ориентиры тем русским читательницам, которые, возможно, хотели примерить на себя новое амплуа: они должны отдать предпочтение назидательной литературе с ярко выраженной дидактической установкой, а не «ужасам Радклиф».

Как мы отмечали выше, на рубеже 1800–1810‐х годов произошло незначительное увеличение числа публикаций, посвященных женской проблематике. Эта динамика прослеживается после того, как в 1811 году Каченовский стал главным редактором «Вестника Европы»; увеличилось и количество сотрудниц[189]. Авторы этих материалов, как правило, продолжали рассуждать о необходимости умеренного женского образования. Так, в статье «Нужны ли женщине науки и познания» (1811. Ч. 57. № 9), опубликованной в разделе «Смесь», Пучкова задавалась вопросом: «Неужели семейное счастье не может цвести при науках и просвещении?»[190] Необходимость женского образования поэтесса объясняла тем, что жена и мать семейства должна «быть надежной подругой умного и образованного» мужчины, а образование ей необходимо, чтобы «удержать навсегда почтение и дружбу своего супруга»[191]. В следующем номере был напечатан полемический ответ на размышления Пучковой (на что указывает примечание) — выдержки из педагогического сочинения госпожи Воклен (Г. Л. Вокелень — французский педагог), которая писала:

Никогда еще столько не заботились о воспитании женщин, как ныне, и несмотря на то, никогда еще женщины не имели столь худых познаний о должностях своих, возлагаемых на них самою природою[192].

Модное воспитание, включающее обучение танцам и игре на фортепиано, иностранные языки и рисование (для него Воклен делает исключение, поскольку этот навык полезен при вышивании), внушают