Конкистадоры: Новая история открытия и завоевания Америки - Фернандо Сервантес Страница 14

Ла-Исабела, когда вернулся в Испанию в 1496 г., теперь был лидером мятежников. В своем длинном письме кардиналу Хименесу де Сиснеросу, написанном в таком тоне, который позволяет предположить, что эти двое были знакомы, Ролдан объяснял, что ситуация вышла из-под контроля из-за голода. Многие испанцы считали себя в полном праве отказаться выполнять приказы и с чистой совестью отправлялись на поиски еды. Ролдан также горько сетовал на некомпетентность и жестокость брата Колумба, Диего Колона, особенно по отношению к таино, которые, по понятным причинам, в ответ напали на крепости Консепсьон и Магдалена, подвергнув поселенцев серьезной опасности. Это привело к постыдным зверствам, но Ролдан был убежден, что они были совершены в целях самообороны. От его объяснений буквально веяло чувством глубокой отчужденности по отношению к Колумбу. Вскоре адресат послания Ролдана, Хименес де Сиснерос, проинформировал об этой отчужденности и монархов[116].

Ролдан без труда перетянул на свою сторону множество голодавших поселенцев, напомнив им, что их жалованье еще не выплачено и поэтому они имеют полное право перебраться в поисках пищи и богатств в другие регионы. Там им будет легче убедить таино в своей доброй воле, особенно если они будут открыто выступать против тиранической власти Диего. Когда пошли слухи, будто флот Колумба потерпел крушение, а адмирал, вероятно, мертв, аргументы Ролдана приобрели дополнительный вес. Если Колумб действительно погиб, Ролдан выступал теперь на равных с Диего, властный авторитет которого стремительно таял[117].

В конце марта 1498 г. два испанских корабля по ошибке бросили якорь в области Харагуа на южном побережье Эспаньолы. Эти корабли под началом Алонсо Санчеса де Карвахаля и других верных Колумбу офицеров транспортировали хорошо вооруженный отряд, который адмирал явно намеревался использовать в качестве дополнительного подкрепления для Диего в борьбе против враждебных таино. Прибывшие моряки сначала удивились скоплению испанских мятежников в этой части острова, однако в итоге многие сторонники Колумба решили присоединиться к Ролдану, который, если верить Пьетро Мартире д'Ангьере, легко соблазнил их обещанием, что «вместо того, чтобы сжимать мотыгу, они будут ласкать девичью грудь»[118].

Однако в конце августа растущую самоуверенность Ролдана сильно поколебало известие, что Колумб все-таки добрался до Эспаньолы. Сначала Ролдан тянул время. Затем 17 октября он отправил Колумбу письмо с объяснением своего поведения. Он сообщал, что причиной его восстания было простое желание не допустить, чтобы тиранический дон Диего подстрекал других поселенцев к совершению новых преступлений. Таким образом, подняв мятеж, Ролдан якобы надеялся сохранить поселенцев «в гармонии и любви», будучи уверенным, что по возвращении на остров Колумб выслушает обе стороны. Тем не менее, поскольку с момента прибытия Колумба прошло больше месяца, а он так и не потрудился связаться с Ролданом, у последнего и его сторонников не оставалось иного выбора («чтобы сберечь [свою] честь»), кроме как просить дозволения выйти из подчинения адмирала[119].

Примирительный тон ответного письма Колумба, которое было отправлено спустя всего несколько часов после того, как он прочел столь резкий выпад против своей власти, служит явным признаком того, что он осознавал, насколько шатким стало его положение. Выражая глубокое сожаление, он призывал Ролдана постараться восстановить гармонию среди поселенцев. Последовавшие за этим трудные переговоры растянулись на несколько месяцев, пока наконец в августе 1499 г. Колумб не только согласился снять со своего бывшего друга все обвинения, но и пожаловал ему и его сторонникам большие территории[120]. Несколько дней спустя из Испании прибыл старый товарищ Колумба, Алонсо де Охеда, а вместе с ним и некоторые давние соратники адмирала, включая Хуана де ла Косу и Америго Веспуччи. Однако, приводя те же аргументы, что и недоброжелатели Колумба в Испании, Охеда предложил занять сторону Ролдана. Он явно не подозревал, что Колумбу буквально только что удалось договориться с последним[121].

Хотя Колумбу удалось подавить восстание, для многих поселенцев этот эпизод оказался подтверждением того, что адмирал больше не контролировал ситуацию; эта же точка зрения теперь становилась общепринятой и в Испании. Ролдан встревожил Колумба известием, что он собственными глазами видел в руках у Охеды королевскую лицензию. Подписанный не кем иным, как епископом Родригесом де Фонсекой, этот документ давал Охеде полную свободу действий в вопросе организации новых экспедиций. Во время пребывания Охеды на Эспаньоле ходили слухи, что единственной его целью было свергнуть Колумба или по крайней мере заставить его сполна выплатить жалование, которое он все еще был должен многим недовольным поселенцам[122].

Весь комплекс личных обид и общественного напряжения, образовавшийся на Эспаньоле, хорошо просматривается в истории Фернандо де Гевары, одного из соратников Охеды, который вскоре потребовал у Ролдана земельный надел. Как и положено, ему были предоставлены земли в области Котуй, рядом с богатым имением его двоюродного брата Адриана де Мохики. По дороге в свои новые владения Гевара влюбился в Игеймоту, дочь местной принцессы Анакаоны. Когда Ролдан услышал новость, что Анакаона в самом деле выдала свою дочь за Гевару, он сильно взревновал, поскольку сам питал чувства к этой девушке, и приказал Геваре немедленно покинуть те места. Гевара замыслил убить Ролдана, но тот арестовал его и отправил к Колумбу для суда. В ответ на это Мохика собрал группу сторонников и вознамерился убить как Ролдана, так и Колумба[123].

Если раньше в отношениях со своими противниками Колумб действовал осторожно, то теперь настало время решительных действий. Его ответ, по крайней мере по словам Бартоломе де Лас Касаса, был жестким. Он приказал казнить Мохику и решительно выявить всех, кто предоставлял убежище Геваре, которого нигде не могли найти. 16 человек посадили в колодец, где они ожидали казни.

Если Лас Касас возлагал вину за репрессии на Колумба, другие уверенно заявляли, что он не имел к ним никакого отношения. Фернандо Колон, сын и биограф адмирала, винил в казнях и репрессиях одного Ролдана. До недавнего времени большинство историков предпочитали верить рассказу Колона, но не так давно в архиве города Симанкаса был найден важный документ, который кардинально поменял всю картину. Лас Касас писал, что 16 узников колодца так и не были казнены из-за «неожиданного события». Упомянутый документ с большой достоверностью сообщает, что это было за событие: прибытие в августе 1500 г. королевского чиновника по имени Франсиско де Бобадилья, которому Изабелла и Фердинанд поручили изучить вопрос об отправлении правосудия на Эспаньоле. Высадившись на острове, Бобадилья быстро оценил ситуацию и собрал нужные доказательства. Его действия были оперативными и сенсационными. Арестовав Колумба и его брата Диего, он отправил их в кандалах обратно в Испанию, чтобы они предстали перед судом по различным выдвинутым против них обвинениям. А знаем мы все это потому, что обнаруженный в Симанкасе документ оказался давно утерянным отчетом о суде, который Бобадилья устроил над Колумбом[124].

Еще за много месяцев до прибытия Бобадильи Колумб начал сожалеть о некоторых своих действиях. Чувствуя себя всеми преданным и отвергнутым, он все больше уверялся, что проблемы на Эспаньоле стали результатом его неуместной жадности. «Несчастный я грешник», – записал он после глубокого религиозного переживания 26 декабря 1499 г. Пребывая в отчаянии, он отправился в море на небольшой каравелле; там он услышал то, что, по его мнению, было голосом Бога, взывающего к нему, подобно святому Петру: «О маловерный, не бойся, разве я не с тобой?» Так в чем был смысл, заключал Колумб, «целиком полагаться на суету этого мира»?[125]

Уже какое-то время Колумб, внешне такой самоуверенный, осознавал свои недостатки в качестве администратора. В своей переписке с Изабеллой и Фердинандом он неоднократно умолял прислать ему в помощь «ученого человека, способного к судебным делам»[126]. Его притворный и нелепый, хотя и характерный для его притязаний стиль был стилем старомодного аристократа, не стесняющегося своей неспособности