Советская элита от Ленина до Горбачева. Центральный Комитет и его члены, 1917-1991 гг. - Эван Модсли Страница 13

— сказались и на персональном составе партийного руководства. Уже вскоре стало ясно, что в нём появляются люди определённого типа, претендующие на лидерство в партийной иерархии». Левин выделил в партийном руководстве два группы: первая — «мыслители и идеалисты» и вторая — «практики, люди дела, активные революционеры». Представители нового поколения «принадлежали к особой «расе» реалистов и практиков». Интересно, что, сделав этот вывод, Левин не развил его в вышедшей 20 лет спустя обобщающей работе, посвящённой этому периоду. Вместо неё он предложил другую эволюционную метафору. По его мнению, партия в целом после 1917 г. представляла «как бы другой род, состоящий из тех же, если не из совершенно иных, биологических видов»[82]. В наиболее полном виде аргументы Левина развил Марк ван Хаген. Он считал политику «военного социализма» следствием «общего опыта военной службы»[83]. Однако если рассматривать революционную элиту с нашей точки зрения — на уровне членства в ЦК, — эти выводы не столь очевидны. Как мы уже отмечали, состав революционной элиты в 1917–1923 гг. не претерпел значительных изменений. К тому же, в биографиях представителей новой революционной элиты не прослеживается подобная тенденция на примере службы в Красной армии, участия в действиях продотрядов и т.д. Хотя это может быть верным по отношению к следующему после членов ЦК уровню руководителей. Они действительно сделали карьеру как раз в ходе гражданской войны. В то же время вполне уместно предположить, что гражданская война наложила определённый психологический отпечаток на представителей всех уровней власти. Вооружённая борьба ожесточила как ветеранов партии, так и её новобранцев, представителей элиты и рядовых членов.

В течение многих лет внимание исследователей привлекает одна исключительная особенность, роковым образом отразившаяся на судьбах представителей революционной элиты 1917–1923 гг. Почти все они стали жертвами политической системы, ими же созданной. Из 62 ещё живых в 1936 г. представителей революционной элиты 44 человека (71%) стали жертвами политических репрессий в 1937–1938 гг.[84] Их судьба отражена в табл. 1.3. Новая элита понесла почти такие же чувствительные потери, как и другие выделенные нами подгруппы. К высшей мере наказания были приговорены 67% представителей новой элиты (18 из 27), 73% — старой (11 из 15) и 75% из состава её ядра (15 из 20). На скамье подсудимых в 1935–1938 гг. в ходе показательных процессов оказалось 15 представителей революционной элиты. Из них четверо были из новых и только трое относились к старой гвардии[85]. Видимо, «людям дела», о которых писал Левин и которые после 1920 г. взяли в свои руки бразды партийного правления, не удалось построить новый мир и стать его полноправными хозяевами. Этот вопрос мы подробнее обсудим в главах 2 и 3.

Джорж Хопт и Жан-Жак Мари, досконально изучив судьбу высших партийных чиновников (по материалам из энциклопедии «Гранат»), выступили с критикой, по их словам, «расплывчатого и слишком упрощённого понятия «большевистская старая гвардия»». Они полагали, что среди большевиков не было людей, которых можно отнести к какому-то одному определённому типу[86]. Это утверждение, во всех отношениях верное, крайне важно для нас. Можно согласиться с Моссом и другими исследователями, выделяющими в рядах революционной элиты группы новых и старых большевиков, и 1920 г. является разграничительной линией. В то же время нам известно, что кадровый состав ядра революционной элиты, в которое входили 23 человека, не изменился даже после 1920 г., так что, по-видимому, различия между старой и новой элитами не являлись непреодолимой пропастью. Более того, мы не можем убедительно классифицировать их по месту рождения или национальности, по уровню образования либо по принадлежности к тому или иному социальному слою. В обеих подгруппах были и рабочие, и интеллигенция, и русские, и нерусские. Революционная элита всегда была неоднородна, и предполагая, что члены ЦК «из простонародья» постепенно вытеснили своих образованных предшественников, мы чрезмерно упрощаем ситуацию.

Кроме того, представители старой и новой элиты обладали особыми характеристиками, отличавшими их как от низших партийных чинов, так и от остальных членов советского общества. Все они были в прошлом подпольщиками — это, пожалуй, их главная особенность. Их нельзя сравнивать и с представителями следующего уровня в партийной иерархии — делегатами партийных съездов. Например, около 94% представителей новой элиты — это старые большевики. Для сравнения, из 552 делегатов, присутствовавших на съезде РКП(б) в 1922 г. к этой категории могут быть отнесены лишь 48% (более 200 человек; см. табл. 1.4). По-видимому, именно это подразумевал Ленин, когда писал Молотову накануне XI съезда РКП(б): «…в настоящее время пролетарская политика партии определяется не её составом, а громадным, безраздельным авторитетом того тончайшего слоя, который можно назвать старой партийной гвардией»[87]. Ветераны этой старой партийной гвардии — иными словами, революционная элита 1917–1923 гг. — имеют много общего с членами ЦК, впервые избранными в его состав в 1923–1934 гг. (мы будем рассматривать их как молодых новобранцев ранней сталинской элиты во второй главе настоящей работы). Хотя старых большевиков в последней группе было несравнимо меньше. Так как же можно охарактеризовать революционную элиту и молодых новобранцев? В большинстве своём это коммунисты приблизительно одного возраста и сходного опыта. Они родились до 1901 г. и выросли в царской России. Эти люди — революционеры, активные участники событий 1917–1920 гг. Где между ними проходила трещина, станет ясно лишь с началом сталинских репрессий.

Старые большевики

Среди членов ЦК нельзя выделить кого-то в качестве типичного представителя революционной элиты. Однако Николай Николаевич Крестинский и Андрей Андреевич Андреев в какой-то степени могут служить примерами её признанных типов. Крестинский — образованный человек, представитель интеллигенции, Андреев — сын крестьянина. На пике своей карьеры и Крестинский, и Андреев были членами Политбюро: Крестинский в 1919–1921 гг., а Андреев с 1926 г. Однако в период с 1917 по 1923 г. они не входили в число политических фигур первого ряда.

В 1918–1922 гг. Николай Крестинский служил наркомом финансов. В 1921–1930 гг. — полпредом в Веймарской Германии. С 1930 г. он — заместитель наркома иностранных дел СССР. На этом посту Николай Николаевич оставался до 1937 г.[88] С 1919 г. по март 1921 г. он также был секретарём ЦК РКП(б) и входил в состав Политбюро и Оргбюро. Крестинский избирался в ЦК в 1917, 1918, 1919 и в 1920 г., но не переизбирался в его состав ни в марте 1921 г., ни в апреле 1922 г., ни на последующих съездах партии. Крестинского расстреляли в 1938 г.