История царя Пирра Эпирского - Саркис Суренович Казаров Страница 13

Столь же бесплодна, на наш взгляд, и попытка Р. Шуберта установить, в какой связи находились труды Дурида и Тимея. Согласно Т. Брауну, посвятившего творчеству Тимея капитальную монографию, определить, был ли один зависим от другого или они писали полностью независимо друг от друга, не представляется возможным[124].

Все это убеждает нас в том, что концепция, выстроенная Р. Шубертом и поддержанная и развитая Р. фон Скалой, держится на очень шатких основаниях и едва ли может быть принята.

Итак, что касается Дурида Самосского, то, по нашему мнению, если он даже и осветил начальный период истории Пирра (в чем мы все же склонны усомниться), то уж информации Дурида наверняка не нашлось места на страницах биографии Пирра, написанной Плутархом.

Кого же еще можно отнести к авторам III в. до н. э., так или иначе касавшихся истории Пирра? Есть несколько имен, достаточно загадочных и малоизвестных. Во-первых, по предположению У. Тарна, это некий Дейний из Аргоса, автор III в. до н. э.[125] Однако писал ли он что-либо об истории Пирра, остается неизвестным.

С большей долей вероятности можно назвать имя некого Зенона, который, по сообщению Диогена Лаэртского (Diog. Laert., VII, 35 = FgrHist II В 158), создал историю походов Пирра в Италию и на Сицилию.

Некий Критолай (которого не следует путать с его тезкой, философом-перипатетиком) написал историю Эпира. Один отрывок из его произведения дошел до нас благодаря Плутарху: мы видим Эмилия Павла, находящегося перед могилой Пирра из-за слов оракула, пообещавшего ему победу, если он воздвигнет алтарь там, где увидит погребение с колесницей усопшего (Plut. Moral., 307 b). К сожалению, точная датировка произведения Критолая неизвестна, да и в его исторической ценности у нас возникают большие подозрения.

Таким образом, оставив в стороне Дурида, чье отношение к исторической традиции о Пирре кажется весьма сомнительным, мы должны отметить, что все перечисленные выше авторы имели на рассматриваемые события свою, если так можно выразиться, «партийную» точку зрения. Гиероним выражал точку зрения Антигонидов, Тимей — сицилийцев, Филарх — спартанцев и лишь Проксен стоял на стороне своего покровителя Пирра. Каждого из них события истории эпирского царя интересовали в связи с тем, насколько они непосредственно соприкасались с описываемыми ими событиями. Гиеронима интересовали греческие дела, Тимея — сицилийская экспедиция Пирра, Филарха — его поход на Пелопоннес и только Проксена интересовала личность его героя целиком. Нельзя согласиться с суждением Б. Низе о том, что их сочинения, которые по своей форме и содержанию «не отвечали более поздним вкусам, очень рано оказались забыты»[126]. И самым убедительным доказательством противоположного мнения является то, что, несмотря на утрату этих сочинений, упоминания об их авторах и цитаты из их трудов мы находим у авторитетных историков более позднего времени.

Источники эпохи римского владычества

Плутарх. Нашим важнейшим источником является биография Пирра, написанная Плутархом. Это единственный сохранившийся труд, целиком посвященный личности и деятельности эпирского царя. Общая композиция биографии Пирра такова: в 12 главах описываются греческие дела до 281 г. до н. э., в 13 главах — западная кампания и в 9 — события, произошедшие после возвращения царя в Грецию и до его гибели.

Хотя в биографии Пирра повествование идет в целом в хронологическом порядке, здесь, однако, имеются и определенные отступления, сделанные Плутархом для того, чтобы с помощью добавленных подробностей лучше охарактеризовать героя. Надо сказать, что эти отступления в ряде случаев приводят к определенной путанице и не позволяют до конца прояснить некоторые принципиальные моменты, в частности, последовательность переговоров Пирра с римлянами.

Для Плутарха написание биографии было задачей не исторической, а моральной. Все его рассказы разворачиваются вокруг того, кто выбирается им в качестве героя[127]. По этой причине Плутарх безжалостно отсекает из имеющихся в его распоряжении источников все то, что, по его представлению, не способствовало непосредственной характеристике личности персонажа. Р. Шуберт точно заметил, что Плутарх свои источники воспроизводил очень неполно, не выходя за границы собственно биографии избранного лица[128]. Французский исследователь О. Жирар по тому же поводу писал, что Плутарх — это человек, «который не хочет и не может остановиться на всех проблемах, но дает понять, что он о них осведомлен»[129]. Тем не менее все это приводит к тому, что порой очень трудно определить и понять глубинные причины некоторых событий, следуя исключительно данной биографии. Наиболее наглядно, на наш взгляд, это проявляется, когда Плутарх одним небрежным мазком изображает события в Таренте, развернувшиеся накануне прибытия туда Пирра; они интересуют его лишь в той мере, в какой они переплетаются с жизнеописанием эпирского царя.

Но даже и в своих героях Плутарх старался показать «их нравы и душу гораздо больше, чем исторические, дипломатические и даже военные факты: анекдоты, интересные выражения, повседневные привычки, образ жизни и речи, мышление, нравы, физиономия и поза, — все это будет иметь место в рассказе, который станет прежде всего моральным описанием»[130]. Поэтому в биографии Плутарха Пирр предстает перед нами в первую очередь как человек, а затем уже как политик. Плутархом показаны все этапы жизни эпирского монарха — от его рождения и воспитания при дворе иллирийского царя Главкия до гибели на тесных улочках Аргоса. Вместе с тем великие идеи, которые побуждали его к героическим поступкам, великие планы, которые он строил, — все это Плутархом произвольно отвергается. В силу этих причин Плутарх ни в коей мере не может помочь решению одной из наших главных проблем — определить политические цели и задачи Пирра[131].

Хотелось бы указать еще на одну примечательную черту Плутарховой биографии Пирра. Итальянский историк Д. Ненчи справедливо заметил, что «Плутарх пишет как будто под впечатлением скорой и безвременной кончины Пирра, почти под впечатлением неизбежности его трагического конца»[132]. И надо сказать, что в этом смысле Плутарх сослужил нам плохую службу: та морализаторская линия в оценке личности и политики Пирра, которая берет от него свое начало, получила в дальнейшем широкое распространение. Она оказалась настолько живучей, что ее основные идеи мы находим даже в работах современных исследователей. Подменяя анализ основных проблем истории Пирра оценкой его морально-волевых качеств, эти авторы пишут, каким честолюбивым и кровожадным корыстолюбцем был эпирский царь, которого его же непомерное честолюбие и привело к гибели[133]. Но то, что позволительно для античного писателя, не позволительно для современного историка.

Наиболее сложным и дискуссионным