Михаэль Золтиков - Кошка Страница 13

— «Орсиваль» молчит, — говорит Блайхер и присаживается на нары рядом с Полем. — Знаете ли вы. что это значит?

Поль кивает головой. Еще бы ему не знать. Ведь «Орсиваль» единственный человек, кому известен адрес Валенти, руководителя «Интераллье». и то место, где находится подпольный радиопередатчик. Если «Орсиваль» молчит, немцам не удастся схватить Валенти...

— Если «Орсиваль» молчит, никто не сможет спасти вашу жизнь. Поль, а также жизни тех двадцати одного человека, арестованных совсем недавно. В этом случае наш договор расторгается, и я уже ничем не смогу помочь — это-то хоть вам понятно?

Поль беспомощно пожимает плечами.

— А что я могу поделать?

— Слушайте внимательно, Поль, — говорит Блайхер. — Адрес Валенти должен быть у нас не позже сегодняшней ночи. Если «Орсиваль» до завтрашнего утра не встретится с ним. то Валенти что-то заподозрит и сменит свою квартиру. Тогда пройдут недели, прежде чем мы снова нападем на его след. А столь долго прятать вас и ваших друзей от гестапо и службы безопасности я не смогу. Тогда вашим допросом займутся другие и будут проводить свои «собеседования» не так, как мы.

У Поля по спине пробегает мороз. С жадностью затягивается он дымом сигареты, которую ему предложил Хуго. Его охватывает страх, голый и примитивный. Ему вспоминаются рассказы, передающиеся из уст в уста среди подпольщиков о методах ведения допросов в гестапо — избиениях. пытках... Впервые нервы подводят его. и он вопросительно смотрит на Блайхера.

— Поговорите с «Орсивалем», Поль, и обрисуйте создавшееся положение. Расскажите ему, что нами недавно арестованы двадцать один подпольщик, и всех их ожидает смертный приговор. Многие из них, чтобы спасти собственную жизнь, расскажут все, что знают. Его молчание сейчас бессмысленно. И вот еще что: скажите «Ор-сивалю», что он может спасти не только свою и вашу жизнь, но и жизнь мадам Буффе и многих членов «Интераллье», в том числе и жизнь самого Валенти, если будет говорить сейчас.

Блайхер делает небольшую паузу, прежде чем выкладывает свой основной козырь:

— Вермахт обязуется всем вам, подлежащим расстрелу по закону военного времени, сохранить жизнь и обеспечить гуманное обращение как с обычными военнопленными. Это цена, которую мы платим за адрес Валенти, в соответствии с нашим договором...

После этой беседы оба арестованных, Поль Киффер и поляк «Орсиваль», были переведены в одну камеру, чтобы предоставить им возможность спокойно поговорить друг с другом и обсудить судьбу членов подпольной организации «Интераллье», находившихся уже в руках абвера.

Снаружи, в длинном-предлинном коридоре молча сидит человек, внимательно прислушивающийся к звукам, проникающим сквозь запертую дверь камеры. Это унтер-офицер Блайхер. Возбужденный шепот и иногда тяжелые шаги часового, совершающего свой обход территории двора, — вот и все, что слышит Хуго...

Снова и снова он посматривает на свои часы. Время торопит. Уже без пяти минут девять вечера. Остаются немногие часы для действий, в противном случае шанс выйти на след «Интераллье» будет потерян. Но ему не оставалось ничего другого, как сидеть бездеятельно и ждать, пока оба арестанта француза не придут к единому мнению — будут ли они говорить или молчать — и, следовательно, будут жить или умрут...

Примерно в это же время ефрейтор Пройс сидит с подслушивающим устройством в одной из богатых вилл в Сен-Жермене.

Она, эта вилла, потеряла былой блеск с тех пор, как стала штаб-квартирой командования радиотехнической разведки в оккупированной Франции.

Настроение у ефрейтора не из лучших: перед ним поставлена задача прослушивать эфир с целью перехвата возможных агентурных передач.

— А что толку, — ворчит ефрейтор, когда начальник смены растолковал ему задачу. — Все та же белиберда — просто салат из букв, в котором ни одна свинья не разберется, даже дешифровщики.

— Не болтай чепуху, — ответил унтер-офицер. — Держи ухо востро да следи за «Кошкой». Ее частоту ты знаешь...

«Кошка» — это совершенно другое дело. Лицо ефрейтора Пройса просвет'лело. «Кошка» представляла собой исключение. Она даже не старалась кодировать свои передачи. Ему импонировала наглость, с которой этот подпольный передатчик выходил каждый вечер в эфир точно в одно и то же время — в 21 час.

Ефрейтора охватывает охотничий азарт, когда он начинает прослушивать эфир. Кроме него в комнате на радиоперехвате сидят еще двенадцать радистов. Медленно крутит Пройс рукоятку настройки.

Вдруг в наушниках раздается слабое гудение и прорывается стаккато азбуки Морзе: точка, тире... точка, тире, точка... — «Военному министерству в Лондоне... комната 55-а... Кошка сообщает...»

Начало обычное. Карандаш Пройса буквально летает по формуляру. Буквы складываются в слова и предложения. Когда через несколько минут передатчик смолкает, ефрейтор читает перехваченное сообщение:

«Неприязнь между отделами службы безопасности и абвера в Париже растет. Авеню Фош (штаб-квартира службы безопасности) обвиняет абвер в том, что в гостинице «Лютеция» (штаб-квартира абвера) собраны неспособные ни на что люди. Все они уже в солидном возрасте, в большинстве своем не владеют французским языком, в Париж попали по протекции, занимаются спекулятивными делами, устраивают пирушки с француженками, увлекаются охотой и перекладывают свою работу на фельдфебелей и даже унтер-офицеров. В результате вмешательства «Кошки» предотвращена попытка французских патриотов подбросить бомбу в ресторан гостиницы, превращенный в офицерское казино, ибо в противном случае вместо погибших и пострадавших от взрыва абверовских офицеров из Германии пришлют молодых энергичных сотрудников...»

— Посмотрите-ка это сообщение, господин унтер-офицер, просто невероятно!

Унтер-офицеру не нравится такой доверительный тон, особенно на службе, но когда он просматривает исписанный формуляр, у него непроизвольно вырывается:

— Черт побери!

Затем, забыв о разнице в званиях, он восклицает:

— Когда «старик» прочитает это, у него волосы встанут дыбом. Это, пожалуй, почище, чем недавняя история с Руеном!

— А что это за штука? — заинтересовался Пройс.

— Довольно интересная история. Я тогда сам записал ту передачу. Содержание ее примерно такое:

«Кошка» сообщает: западнее Руена, квадрат такой-то. у деревни такой-то до последнего времени находилась батарея 88-миллиметровых зенитных орудий, которая прошлой ночью была погружена на железнодорожные платформы и отправлена в Германию. Вместо нее установлены деревянные макеты с использованием тележных колес и стволом деревьев для введения в заблуждение британских летчиков...»

На следующий же день англичане сбросили деревянные бомбы на наши деревянные орудия: В юморе им не откажешь!

Унтер-офицер берет подмышку папку с последними перехватами. Сверху в ней лежит сообщение «Кошки». Обернувшись к ефрейтору, оскалил зубы:

— Что касается юмора — будем надеяться, что «старик» его не потеряет, прочитав это...

Через несколько минут «старику — командиру подразделения радиотехнической разведки «Запад» пришлось приложить немало усилий, чтобы сохранить видимое спокойствие, когда он ознакомился с последней дерзкой выходкой «Кошки».

Пройс слышит, как в кабинете «старика» с шумом отодвигается стул и как после непродолжительного, но возбужденного разговора с парижским отделом абвера тот заказывает телефонный разговор по командной линии связи с ведомством абвера в Берлине. Аппарат абвера работает на полных, но в действительности холостых оборотах.

Унтер-офицер Блайхер нетерпеливо прохаживается по тюремному коридору взад и вперед. Девять шагов вперед — столько же назад.

Он опять смотрит на свои часы. Уже десять вечера. Если через несколько минут «Орсиваль» не назовет адрес, можно будет считать, что Валенти удастся уйти.

Блайхер решается войти в камеру, где находятся оба арестованные, чтобы предпринять последнюю попытку.

«Орсиваль» встречает его недоверчивым враждебным взглядом. Блайхер заклинает его, призывая к благоразумию, и повторяет все аргументы, которые только что приводил Поль. В заключение унтер-офицер говорит:

— Предположим, «Орсиваль», что все двадцать один подпольщик, недавно арестованных мною в Нормандии, среди которых отцы семейств, женщины, молодые девушки и парни, еще не познавшие жизнь, находятся сейчас здесь, в этой крохотной камере, или же стоят в коридоре и слушают наш разговор. Не будут ли они умолять вас, стоя на коленях, согласиться на условия предложенного договора?

На лице «Орсиваля» отразилось раздумье. Блайхер наблюдает за действием своих слов.

— Хватает ли вашей фантазии, «Орсиваль», чтобы представить себе, что сказали бы эти люди? Будет ли являться предательством то, о чем они стали бы вас умолять, будь они здесь?