Мародеры на дорогах истории - Аполлон Григорьевич Кузьмин Страница 10

Чем держалось единство России?[2]

В известном письме Энгельса Марксу от 23 мая 1851 года, где сопоставляются исторические роли России и Польши, есть такой пассаж: "Поляки никогда не умели ассимилировать чужеродные элементы. Немцы в городах остались и остаются немцами. Между тем каждый русский немец во втором поколении является живым примером того, как Россия умеет русифицировать немцев и евреев. Даже у евреев вырастают там славянские скулы" (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 27. С. 241). Указав на этот весьма важный для понимания национального характера факт, Энгельс никак его не объяснял и не комментировал. Между тем, речь идет о явлении едва ли не уникальном.

А задумываться над подобными фактами приходится обычно эмигрантам. Это тоже достаточно хорошо известно. Подавляющее большинство русских эмигрантов и вообще эмигрантов из России всюду испытывают ностальгию по оставленной Родине, даже если на новом месте чисто материально чувствуют себя благополучными. Карамзин в конце XVIII века, Герцен в середине ХІХ-го, Александр Зиновьев совсем недавно выразили по существу одинаковые чувства: вроде бы притягательная и благополучная "заграница" вблизи оказывается совсем не такой, как на расстоянии, а домашние неудобства вдруг одеваются романтическим покроем.

Что же и на Западе, и на Востоке создает явный дискомфорт для искателей "свободы" и правовых гарантий? Мне постоянно вспоминаются беседы с американским стажером в общежитии МГУ в начале 60-х, когда начались сбалансированные обмены специалистами и разведчиками. Американец с недоумением говорил о восторженных тирадах Керенского в адрес Ленина и России вообще, а Волги в особенности, об учительнице русского языка еврейке из Одессы, просившей привезти щепотку русской земли, о немце из немцев Поволжья, плакавшем, что он не может вернуться в Россию. "Моя родина там, где мой бизнес", — заключал он. Более же всего его удивляли каждодневно повторяющиеся "собрания" в гостиной, этак, с 4-х пополудни и за полночь, обычно с самым горячим обсуждением чего-либо беспроблемного, либо вовсе непродуманного. "Нас здесь шестеро и за год ни у кого не появилось желания заглянуть к другому в гости". Здесь и заложено самое главное: непонятная ни на Западе, ни на Востоке жажда общения, общение — как самоценность и более того — как высшая ценность. Много можно сказать ехидных слов по поводу российской интеллигенции, которая и в ХІХ-м, и ХХ-м веках много говорила и мало делала. А если уж говорить о специфике, то надо бы было объяснить, почему интеллигенция, самим характером труда обреченная на индивидуализм, собирается, оправдывается друг перед другом за свою бездеятельность, вообще собирается. Как правило — ругает власть, и в большинстве случаев дальше не идет.

А зачем же собирается и почему перед кем-то оправдывается? Сохраняется вроде бы утраченное условиями труда чувство ответственности перед кем-то и чем-то. И на прямой вопрос: перед кем и перед чем — большинство наверняка не ответит. Очевидно, чувство давно ушло на подсознательный уровень, осознать который не просто, но важно. Итак — почему общение как самоценность? Естественно, что этого не понять, не обратившись к истории, именно к истории общежития.

Со школьной скамьи всем памятна социологическая схема: от первобытно-общинного, родоплеменного как высшей его стадии строя к территориальной, соседской общине и соответственно к государству как высшей форме территориальной организации. А действительный исторический процесс был много сложнее и разные формы общежития сосуществовали на протяжении тысячелетий. Лес и Степь, Горы и Моря предполагали разные формы хозяйствования и соответственно организации общества. Соответственно и социальная психология различалась порой до полной несовместимости, следы чего и поныне проявляются в межэтнических конфликтах.

Прежде всего надо иметь в виду, что общины кровно-родственная и территориальная — вовсе не этапы "большого пути". Это и в прошлом, и доныне сосуществующие формы, часто противоборствующие. У кочевых народов обычно преобладает кровно-родственная община с резко выраженной внутренней иерархией и решительным преобладанием мужского начала над женским. У оседлых земледельцев чаще всего складывается территориальная община, в рамках которой дольше удерживается идея равенства и в семье, и в общине в целом.

С точки зрения взаимодействия и противостояния разного типа общин история вообще и история Европы, в частности, практически не рассматривались. Между тем, можно достаточно уверенно говорить о наличии в Европе с глубокой древности обоего вида общин, с преобладанием либо одной, либо другой тенденции. Достаточно вспомнить знаменитую борьбу "патрициев" и "плебеев" в Риме, в результате которой общественное начало на какое-то время победило и обеспечило Риму решающий перевес по сравнению с большинством соседей.

Эпоха "Великого переселения народов", датируемая обычно IV–VI веками, но начавшаяся значительно раньше (движение племен с востока и с севера), дает большой материал и для выяснения еще одной актуальной проблемы: как и почему погибают народы. Высокие в материальном положении культуры, существовавшие по периферии Римской империи (вроде Черняховской культуры Северного Причерноморья), сгорают в междоусобной борьбе. Общим для всех них знаменателем было предпочтение грабежа соседей (в данном случае одряхлевшей Римской империи) совсем еще недавно весьма производительному труду. Целые племена исчезли с этнической карты Европы на протяжении двух-трех поколений. И инициировали это ускоренное самоистребление племена с ярко выраженным приоритетом кровно-родственного начала.

Хороший иллюстративный материал по взаимоистреблению и самоистреблению дает история готов, довольно обстоятельно представленная письменными источниками. Принцип иерархии обязательно провоцирует борьбу за власть и господство. Борьба родов Амалов и Балтов за гегемонию привела сначала к распаду готов на две большие группы, а впоследствии к "разбеганию" родов друг от друга и их полному растворению в иноязычной среде. Примерно такой же была судьба и большинства других диких племен, громко заявивших о себе в ІV–VІ веках и отчасти в более позднее время (например, лангобарды). А возвышаются с VI века племена, о которых незадолго до этого вроде бы ничего не было слышно: франки и славяне.

Где же они были ранее? Франки примерно там же, где застает их бурный подъем VI столетия, а славяне в VI веке достигают Балтийского и Северного морей, Средиземноморья, заселяют огромные пространства от запада Европы до Кавказа и этот своеобразный биологическо-демографический взрыв шел явно стой территории, где только что истребляли друг друга во взаимных усобицах племена, жаждавшие власти и нетрудового богатства

Как они могли не только уцелеть в самом пекле почти беспрерывного двухвекового разбоя,