Легенды и мифы Санкт-Петербурга - Наум Александрович Синдаловский Страница 10

В наружном скульптурном оформлении Исаакиевского собора есть группа святых, поклоном приветствующая появление Исаакия Далматского. Среди них находится и скульптурное изображение Монферрана с моделью собора в руках. Во время освящения храма один из приближенных царя обратил внимание Александра II на то, что все святые преклонили головы перед Исаакием, и только архитектор, преисполненный гордыни, этого не сделал. Император ничего не ответил, однако, проходя мимо Монферрана, руки ему не подал и слова благодарности не проронил. Зодчий не на шутку расстроился, ушел домой до окончания церемонии, заболел… И через месяц скончался.

Монферран действительно умер через месяц после торжественного открытия собора в возрасте 72 лет, более половины которых отдал строительству главного храма Петербурга. Уверенный в посмертной славе, он задолго до конца жизни начертал на своем гербе девиз: «Не весь умру». А в 1835 году составил завещание, в котором просил о «всемилостивейшем соизволении, дабы тело [его] было погребено в одном из подземных сводов <…> церкви» (Исаакиевского собора), как это было издревле принято в Европе. Однако Александр II решил, что для архитектора, хоть и придворного, это слишком высокая честь. И хотя всего за месяц до этого Монферрану была пожалована золотая медаль с бриллиантами и сорок тысяч рублей серебром за строительство Исаакиевского собора, гроб с телом зодчего лишь обнесли вокруг собора и затем установили в католической церкви на Невском проспекте. Вскоре вдова зодчего увезла тело мужа на родину во Францию.

Чернильница

Так называют Исаакиевский собор за сходство его силуэта с огромным чернильным прибором.

Теперь, по прошествии стольких лет, когда страсти более или менее улеглись, можно только догадываться, что «чернильница» далеко не единственное и не самое обидное прозвище, брошенное в громаду собора.

Появление Исаакиевского собора в ансамбле главных площадей сразу же вызвало общественный протест, переросший в полемику, длящуюся до сих пор. Особенно острое критическое отношение к нему было среди современников Монферрана, затем оно начало постепенно затухать, чуть ли не через сто лет неожиданно ярко на короткое время вспыхнуло вновь во время пресловутой борьбы с космополитизмом и, наконец, вовсе исчезло в наши дни, когда в десятках путеводителей и буклетов, проспектов и открыток собор предстает чуть ли не символом Петербурга, чуть ли не его архитектурной характеристикой наряду с Адмиралтейством и Медным всадником, решеткой Летнего сада и Стрелкой Васильевского острова. И если говорят о недостатках собора, то вскользь, мимоходом и так непропорционально мало, что это бесследно растворяется в море восторженных эпитетов. Между тем, по мнению многих исследователей, масса собора, удручающе огромная, несоразмерная ни с человеком, ни с окружающими постройками, не может считаться признаком хорошего тона в городе, где именно эти качества всегда ложились в основу всякого проектирования. Да и соотношение объемов собора между собой не поддается никакой логике. Так, прекрасный сам по себе вызолоченный купол покоится на очень высоком по отношению к основному объему барабане, отчего купол не кажется ни величественным, ни монументальным. А посаженные по сторонам барабана курьезные колоколенки вообще представляются карикатурой на традиционное русское пятиглавие. Собор, как отмечают почти все источники до 1950-х годов, излишне темен, удручающе тяжел и грузен в своей пышности. В 1913 году отрицательное отношение к собору выразил и авторитетный В.Я. Курбатов.

Что тут сыграло роковую роль? То ли требование Александра I включить стены ринальдиевского собора в проект монферрановского, то ли постоянное вмешательство других архитекторов, что приводило не только к переделкам, но и к созданию новых вариантов проекта, то ли действительно, как утверждают многие, отсутствие истинного таланта у Монферрана…

Собор за золото

В конце 1920-х – начале 1930-х годов, пользуясь тяжелейшим положением в сельском хозяйстве Советского Союза, Америка предложила купить Исаакиевский собор. Предполагалось разобрать его в Ленинграде на отдельные части, погрузить на корабли, перевезти в Соединенные Штаты и там собрать вновь.

В 1927 году страну охватил острейший сельскохозяйственный кризис: урожай товарного хлеба составил менее половины собранного в 1913 году. Положение усугубилось гибелью озимых в следующем 1928 году. Даже тот хлеб, что был в деревне, в город не поступал. Крестьянам было невыгодно продавать его по низким закупочным ценам, в то время как цены на промышленные товары были подняты. Хлеб нужен был государству не только для обеспечения городов, но и для продажи его на внешнем рынке. На вырученную валюту закупали машины и оборудование для начавшейся индустриализации…

Начатая Сталиным война с крестьянством («чрезвычайные меры»), а затем и насильственная коллективизация вызвали голод по всей стране. Умирали миллионы крестьян даже в самых хлебных губерниях страны. В городах была введена карточная система.

Но продажа хлеба за границу не прекращалась. Однако и этот канал валютных поступлений в конце концов мог иссякнуть. К этому же времени относится широко организованная государственная распродажа музейных ценностей – картин знаменитых художников, церковной утвари, икон, антиквариата. Сведения об этом, тщательно скрываемые, все-таки просачивались и, трансформированные в народном сознании, превращались в невероятные легенды.

Ориентир при артобстреле

В начале Великой Отечественной войны, когда угроза фашистской оккупации пригородов Ленинграда стала реальной, началась спешная эвакуация художественных ценностей дворцов Павловска, Пушкина, Петродворца, Гатчины и Ломоносова в глубь страны. Однако все вывезти не успели, да и возможностей для этого не было. Тогда в исполкоме Ленгорсовета собралось совещание, на котором рассматривался вопрос о создании надежного хранилища для скульптуры, мебели, фарфора, музейных архивов. Выдвигалось одно предположение за другим, и одно за другим по разным причинам отклонялось. Наконец поднялся пожилой человек, бывший артиллерийский офицер, и предложил создать центральный склад музеев в подвалах Исаакиевского собора. Свое предложение он объяснил тем, что немцы, начав обстрел Ленинграда, воспользуются куполом собора как ориентиром и постараются сохранить эту наиболее высокую точку города для пристрелки. С предложением старого артиллериста согласились. Все 900 дней блокады музейные сокровища пролежали в этом, как оказалось надежном, убежище и ни разу не подверглись прямому артобстрелу.

Говоря об Исаакиевском соборе, как правило, в первую очередь пользуются точным языком цифр. Высота – 101,5 метра. Площадь – 10 862 квадратных метра. Диаметр купола – 22,15 метра. Кубатура внутреннего объема – 155 900 кубических метров. Снаружи установлено 112 колонн цельного гранита, высота которых 17 метров.

Внутреннее убранство Исаакиевского собора

Не считая 122-метрового шпиля Петропавловской крепости, это самое высокое здание города при его большой массе могло представлять несомненный интерес для артиллеристов. Правда, легенда, скорее всего, родилась после войны и имела в основе своей конкретные факты: