Национальная идея России - Валерий Александрович Тишков Страница 35

единицы. Кроме этого, экономические факторы также противодействуют «национальному разделу России» и не позволяют «дробить русскую территорию по этнографическим граням». Нольде считал, что такой раздел опасен с общегосударственной точки зрения, ибо может порождать «национальные империализмы». «Под власть одной народности, за которой на данной территории будет признано господствующее положение, силою вещей были бы отданы национальные меньшинства, живущие на той же территории. Территориально господствующая национальность неизбежно будет стремиться к самоутверждению на счет более слабых численно национальностей… Мы не воздвигнем в России прочной политической постройки при помощи попыток построить иерархию российских национальностей. Русское государство должно обеспечить за всеми своими гражданами возможность свободного культурного развития на началах политического и гражданского равенства». Этот принцип равноправия должен быть в основе разрешения национальной проблемы: «В новой России не должно быть ни централизованного, ни децентрализованного национального угнетения». При этом право национальностей не должно быть обеспечено, ибо, по выражению Нольде, «национальность есть дорогая населению культурная ценность», и «обеспечение национальных интересов есть прямая обязанность государственной власти, но это обеспечение должно совершаться по возможности так, чтобы все национальности получали равное благоприятствование».

Но если, как считал Нольде и партия кадетов, территориальная система не представляла собой универсальное средство достижения цели национального обустройства России, тогда что можно было предложить наряду с этим принципом? Фактически тогда в общественно-политическом дискурсе революционной России прозвучало обоснование принципа национально-культурной (или персонально-национальной) автономии. Вот как Нольде изложил пути «правильного обеспечения развития и равновесия национальностей в России». Это обеспечение равномерной доли участия всех национальностей в делах общего и местного государственного управления и самоуправления, и кадеты были готовы поддерживать систему пропорциональных выборов для Учредительного Собрания и для земских и городских выборов. На второе место следует поставить языковые требования – «высшего символа и выражения национальности». Но как обеспечить равноправие языков при таком разнообразии и степени культурного развития? Реализовать требование о введении употребления в делах управления и в школах всех российских языков было чистой утопией, и поэтому: «Русский язык должен остаться языком центральных государственных учреждений, армии и флота, он должен сверх того, как единственно возможный в России межнациональный язык, сохранить наряду с другими языками права гражданства во всех тех государственных установлениях и публичных союзах, которые не предназначены служить исключительно целям какой-либо одной национальности. Но не должно чинить препятствия к удовлетворению стремления национальностей пользоваться родным языком в государственных учреждениях и публичных союзах всех тех многочисленных местностей России, где живет смешанное в национальном смысле население».

Еще одно важное направление в разрешении национального вопроса «на личностном, а не на местническом началах» должно быть в сфере культурного национального строительства. Национальная школа и церковь представляются главным проявлением этих стремлений. «Поэтому национальные требования должны быть осуществлены, прежде всего, путем предоставления определенных прав самоопределения личным, нетерриториальным, народным союзам… За любыми группами, сознающими свою национальность, государством должно быть признано право составлять единые национальные союзы для осуществления задач культурного управления, притом на началах публичных, а не частных»[147].

За формулой «национальный союз» скрывалась не более чем именно экстерриториальная национально-культурная автономия. Ее основы были сформулированы Нольде вполне корректно и реалистично, хотя и содержали ссылку на необходимость определенного времени для претворения этой формы общественной организации в жизнь: «Большие национальные союзы должны иметь публичный характер и представлять одно из колес общей государственной машины России, ибо на них возлагается часть той работы культурного характера, которую обязано осуществлять государство, раз такая работа не носит „нейтрального“, с точки зрения национальной, характера и тесно связана с национальным бытом. Соответственно этому государство само должно определить компетенцию больших национальных союзов, должно предоставить их представителям долю влияния на управление соответствующих их компетенции делами в центре и на местах и должно обеспечить им финансовые средства, как предоставлением пособий из средств государственного казначейства, так и прав обложения участников союзов»[148].

Нольде считал, что государство должно определять и условия принадлежности к таким союзам, хотя эта принадлежность «есть результат порождаемого культурой сознания свободной принадлежности к той или иной народности». Вся эта работа по созданию «национальных публичных союзов» сложная и длительная, будет идти разными темпами, «но когда эта работа будет осуществлена в России, сохраняющей свое государственное единство, будет обеспечен мир и дружное сожительство народностей, на благо Русского государства и русской культуры»[149].

Последующий ход событий похоронил на многие десятилетия вполне разумные предложения по национальному устройству России. Только в начале 1990-х гг., уже после распада СССР, автором книги, пребывая в должности министра по делам национальностей, был поставлен вопрос о необходимости введения в стране института национально-культурной автономии. Об этом шла речь в проекте концепции национальной политики, которая была представлена на заседании правительства в июне 1992 г. и которая тогда не была принята Б. Н. Ельциным из-за противодействия Г. В. Старовойтовой и Р. Г. Абдулатипова. Однако в 1996 г. все же был принят Федеральный закон «О национально-культурной автономии в Российской Федерации». А тогда в революционной России очередь до Учредительного собрания так и не дошла. Барон Нольде оставался в стране до 1919 г., затем эмигрировал и провел оставшуюся жизнь за границей.

Со своим пониманием нации в России выступили и социалисты-революционеры (эсеры). На одном из съездов партии в мае-июне 1917 г. был сделан доклад Н. В. Брюлловой-Шаскольской по национальному вопросу. В нем содержалось определение нации, которое частично повторяло азы восточно-европейской социал-демократии. Вот как определяла нацию эта известная кадетка: «Тот или иной человек причисляет себя к определенному коллективу с определенными общими задачами, и это коллектив мы именуем нацией… Нация – группа людей, объединенных общей исторической судьбой, совокупностью ценностей, вместе, в поколениях предков созданных и ныне вместе создаваемых, ценностей прошлого, вылившихся в культуре и создавших культурную среду, как почву для новых возможностей и нового творчества, творчества политического, социального и чисто культурного, научного, литературного, художественного. Большей частью эта группа продолжает жить вместе, связанная общей историей и общими задачами, теми днями, когда… „всем хорошо“ или „всем плохо“… „Мы категорически отмежевываемся от буржуазного понятия государства и нации (имеется в виду якобинское понимание нации как согражданства – В.Т.)… С точки зрения социализма понятие нации есть понятие ее трудовых народных масс… Нашей целью является не старый, несколько наивный космополитизм, который растворял личность в мировой идее, не считаясь с национальным языком, но монополитизм, т. е. союз мировой, союз всех обособленных в нации трудовых слоев человечества»[150].

Что предлагали эсеры для России? Это – «интернационализм как равноправный союз федерации национальностей» с его главными носителями «трудовыми народными массами»: «Поднимая знамя развития своей национальности, социалист поднимает и знамя интернациональной