Эволюция рабства в германском мире в поздней Античности и раннем Средневековье - Михаил Вячеславович Земляков Страница 29

Поскольку Средние века от самого падения Рима были отнесены к феодальной формации, проблема рабства в варварских королевствах многими советскими учёными первой половины XX в. просто не ставилась; развитие институтов личной зависимости они прослеживали не на примере многообразия категорий Салической правды или англо-саксонского законодательства, однако в рамках формирования слоя крестьян, лишившихся своих личных прав и собственности и вступивших в антагонистические противоречия со своими хозяевами — крупными светскими или церковными землевладельцами.

Тем самым, проблема изучения германского рабства и его категорий как феномена социальной истории поздней Античности и раннего Средневековья была искусственно разорвана на две части: общинные распорядки германцев времени Тацита предполагали наличие рабов, но они не играли видимой роли в производительных силах первобытного общества; германские рабы и имеющие сходство с рабством социальные категории VIIX вв. рассматривались в лучшем случае как «строительный материал» для класса феодально зависимого крестьянства (вилланов, сервов), составившего основу несвободы в высоком и позднем Средневековье.

Пионером в области изучения истории рабства и личной зависимости в Англии в Российской империи стал П.Г. Виноградов. Вклад П.Г. Виноградова в отечественное и зарубежное англоведение сложно переоценить. Значительную часть своих работ он опубликовал на английском языке; его позиция по вопросам эволюции статуса различных зависимых категорий англо-саксонского общества, наряду со взглядами его ученика, Д.М. Петрушевского, в начале XX в. была наиболее авторитетной не только в кругу российских учёных, но и за рубежом.

Несмотря на то, что Виноградов небольшое место уделял англосаксонским законам как источнику для изучения лично зависимых статусов в раннесредневековой Англии, явно отдавая предпочтение Книге Страшного суда, многие из его выводов по истории рабства VII ― начала XI в. сохраняют свою научную ценность. Так, Виноградов рассматривал кентские законы VII в. прежде всего в контексте северогерманских варварских правд, подчёркивая родство многих общественных категорий в континентальных и островных правовых источниках. Также огромной заслугой Виноградова является обращение (впервые в английской историографии) к латинскому переводу древнеанглийских законов — Quadripartitus, и трактовка статуса отдельных социальных категорий раннесредневековой Англии при помощи сопоставления древнеанглийской терминологии и её латинского перевода[446].

Он одним из первых среди авторов, писавших в XIX в. на английском языке, верно определил категорию лэтов как общегерманский институт личной зависимости, «податной зависимости местных жителей от завоевателя». Также местными жителями кельтского происхождения, попавшими в податную зависимость от короля Уэссекса или крупных землевладельцев, Виноградов считал и уилов (wealh); однако он подчёркивал то, что в судебных памятниках их статус был значительно выше статуса простых рабов (þeow)[447]. Особую сложность рабской прослойки VII–XI вв., по его представлениям, придавала множественность путей попадания в рабство (закабаление за долги и преступления, покупка на рынке, пленение в ходе войны, наследование статуса раба)[448].

В отличие от Ф. Сибома, Виноградов резко выступил против сравнения категории ministeriales (министериалы), содержавшейся в континентальных правовых источниках, с квалифицированными слугами англо-саксонского и нормандского периода, подчёркивая бóльшую социальную пестроту последних (поскольку они были как свободными, так и рабами, могли иметь или не иметь земельные держания) и невозможность свести их статус к статусу раба[449].

Резко расходился Виноградов с английской наукой XIX в. и в оценке положения населения поместий в англо-саксонский период. Гораздо большее внимание, чем его предшественники, он уделял участию бывших свободных, известных в раннем Средневековье как кэрл (ceorl), в формировании класса поземельно зависимого крестьянства. По мнению Вингорадова, уже в X–XI вв. этот термин потерял первоначальное значение свободы как экономической независимости от другого, более богатого человека[450]. Эта часть англо-саксонского общества, наряду с изначально свободными генитами, гебурами и котсетлами[451], отмеченными в RSP, постепенно теряла свои социальные позиции и к началу XI в. попадала в зависимость к крупным светским и церковным землевладельцам. Напротив, рабы англо-саксонского времени к моменту нормандского (а нередко — и датского) завоевания получают ряд прав, ранее ассоциировавшихся со свободными людьми[452], и составляют вместе с вышеупомянутыми категориями класс лично и поземельно зависимого крестьянства[453].

Д.М. Петрушевский, изучая проблемы средневекового общественного устройства, также уделял большое внимание рабам германских племён[454]. Будучи последовательным сторонником теории общинного устройства, распространённой в трудах немецких историков, Петрушевский рассматривал проблему рабства в Западной Европе раннего Средневековья через призму отсутствия у рабов и других внеобщинных категорий (литов, вольноотпущенников и лично зависимых слуг крупных землевладельцев) определённых прав и обязанностей, которые были характерны для германских общинников.

Наряду с немецкими историками права и хозяйства, Д.М. Петрушевский начинал анализ правового статуса рабов и вольноотпущенников со времени Тацита. В отличие от историков права из Германии, он полагал статус рабов не просто подобным римским колонам, но радикально отличным от статуса античного или франкского раба — статуса господского имущества (res): по его мнению, они имели даже некоторые личные права, такие как распоряжение собственным участком и резкое ограничение телесных наказаний[455]. Такая идеализация положения раба была в целом нехарактерна даже для зарубежной науки XIX в., поскольку, согласно классическому учению об общине, исключение раба из родовой организации автоматически лишало его всяких прав; признавая первый пункт, Петрушевский, тем не менее, отвергал его прямое следствие.

Несколько противоречивым поэтому выглядит оценка положения раба (þeow в Англии, servus в меровингском и каролингском обществе) в обществе англо-саксов и салических франков, где он как раз выступает как человек, не имеющий никаких прав и приравненный к имуществу своего господина. В этом отношении его статус, описанный Д.М. Петрушевским, приближается к описанию социального статуса германского раба у Вайтца и Бруннера с тем отличием, что отечественный исследователь не признавал за бесправным рабом возможности возмещения вергельда. К сожалению, основной упор при описании франкского рабства исследователь сделал не на Салическую правду, а на «Капитулярий о поместьях»; тем самым раб в описании Петрушевского превратился в ближайшего предшественника средневекового серва, который нёс оброчную и барщинную повинности по отношению к господину (в Pactus legis Salicae об этом нет ни слова)[456].

Определённые противоречия присутствуют у Петрушевского в описании положения литов (laets в Англии, liti на континенте). С одной стороны, он говорил об их приближении к свободным германцам (в силу наличия ограниченной правоспособности на суде, вергельда и участия в ополчении). С другой стороны, он же писал о близости их статуса к патриархальным рабам времени Тацита[457]. В целом,