Лавка запретных книг - Марк Леви Страница 9

– Мои амбиции простираются несколько дальше, – промолвил он. – Я рассчитываю открыть подпольную книжную лавку.

Матильда смотрела на него с возрастающим восхищением. Ее грудь вздымалась, дыхание стало прерывистым. Сначала у нее вызывала сомнение способность Митча быть откровенным, но когда она услышала о найденном им тайнике, о проделанной им работе, в том числе об отремонтированном диванчике, у нее осталось единственное желание: немедленно там оказаться. Потому что весь смысл литературы сводился для нее к простому вопросу любви.

Митчу часто бывало лень предположить, что события способны зайти гораздо дальше. В этот раз он опять ошибался.

6

Урок музыки

Вернер был профессором консерватории по классу скрипки. Еще он дважды в неделю подрабатывал, обучая музыке начинающих. Это был человек обходительный, гурман, любивший ужинать в ресторане в одиночестве. Он женился слишком молодым, давно развелся и не жалел об этом. Секс в его жизни свелся к статусу анекдота, и у Вернера не было никакого желания завести связь с другой женщиной; ухаживание, с его точки зрения, было непозволительной тратой времени. Но под этой личиной скрывался гораздо более сложный человек. От музыки Брамса у него навертывались слезы на глаза, из-за чего он отказывался играть его своим ученикам, никто из которых не догадывался, что под конец каждой субботы их профессор уходит из дому и час едет на поезде в большую танцевальную школу, где собираются любители танго. Эта тайная страсть была у Вернера еще во времена его брака. Он так и не осмелился признаться в ней жене, которая в конце концов заподозрила его в посещении любовницы. Однажды она проследила за ним до вокзала, села в его поезд и заняла место позади него, чтобы наблюдать за ним через стекло между двумя вагонами. Когда он сошел, она последовала за ним. Вернер давно ее заметил, но увидел в ее поведении повод для более серьезных претензий, чем те, которые могла предъявить ему она. Но до выяснений дело не дошло. Мадам Вернер увидела, как ее муж танцует танго и опрокидывает мужчину вдвое выше его ростом, держа его за талию, и испытала страшный приступ ревности, тем более необъяснимой, что она терпеть его не могла. Как писал Ромен Гари, можно с ума сойти оттого, как мало капель воды нужно для переполнения сосуда. Она раздраженно отвернулась и была такова. Вернувшись домой, Вернер нашел у двери чемодан со своими аккуратно сложенными вещами.

Два часа поездок туда-сюда по субботам Вернер любил посвящать чтению, и чтение его было таким же сложным, как он сам. До всего любопытный, он в конце концов завязал отношения если не дружбы, то уважения и симпатии с хозяином книжного магазинчика недалеко от вокзала.

Митч не забыл, как огорчился профессор музыки, когда он сообщил ему, что больше не сможет выполнять его заказы. С недавних пор в список запрещенных для продажи книг внесли «О мышах и людях» [повесть Джона Стейнбека, 1937 год] за якобы похотливые и вульгарные диалоги. Вернер не просто огорчился, он пришел в ярость и обозвал цензоров невежественными кретинами, ханжами и даже «пожирателями дерьма». Поэтому, когда в очередную субботу Вернер заглянул перед поездом к нему в магазин, Митч задумался о его «кандидатуре». Вернеру как преподавателю платило правительство, что делало его случай щекотливым, но Митч не собирался спотыкаться о подобные предрассудки. Между прочим, после введения закона о запрете школьного образования для детей из семей нелегалов некоторые учителя стали подделывать классные журналы, чтобы такие дети могли учиться и дальше; другие прятали «нелегальных» учеников при рейдах иммиграционной службы. Вернер явно принадлежал к такому разряду людей.

Пока тот изучал книги на одной из тумб, Митч стал покашливать, да так, чтобы Вернер встревожился; при новом приступе кашля профессор подошел к нему.

– Горло беспокоит? У меня есть леденцы от кашля, хотите? – предложил он.

– Мышь под прилавком, – ответил Митч в манере шпиона времен холодной войны.

– Их становится все больше, – стал возмущаться профессор. – А что вы хотите, если мусор теперь вывозят всего трижды в неделю? Нас убеждают, что экономика на подъеме, это у наших соседей якобы разгром, как на Березине, а вот у меня впечатление, что слово «экономика» стало синонимом требования затянуть пояса, в особенности наши.

– Я не об этой мыши, – пробормотал Митч.

– Какой-то вы странный нынче утром… Что еще за мышь у вас под прилавком, если, конечно, эта фраза что-то означает?

Митч опустил глаза, и Вернер подумал, что ему вдруг взбрело в голову показать свое мужское достоинство, хотя эта мысль продержалась не более секунды, так как он не держал хозяина магазинчика за умалишенного. Чтобы снять все сомнения, он сам заглянул под прилавок и, увидев на обложке книги фамилию Стейнбека, бросил на Митча суровый взгляд.

– Только не говорите, что вы торгуете из-под полы, я бы ужасно расстроился.

– Нет, мсье Вернер, я не собираюсь ее вам продавать.

– Понимаю, тяжелые времена – удобный случай вздуть цену.

– Речь не о деньгах, не хочу, чтобы меня прикрыли.

– Тогда зачем это лицемерие, раз вы не можете ее мне продать?

В этом момент в магазин вошла покупательница; Митч торопливо наклонился к Вернеру.

– В законе ничего не сказано о возможности аренды, улавливаете нюанс?

Профессор стал обдумывать нюанс с величайшей настороженностью, чувствуя, что здесь требуется весь его ум. Он был старше хозяина магазинчика, более оторванного от реальности, чем он раньше предполагал; другое дело, что Вернер уже с юности ощущал себя старичком, и сейчас он подумал, что Митч обратился к нему из-за этого, он был уверен, что услышал в его голосе потребность в одобрении. Внезапно обретя авторитет, он жестом повелел Митчу избавиться от помехи. То, что их сейчас занимало, было не в пример важнее какой-то покупательницы.

Мадам Берголь была частой клиенткой магазина с неутолимой страстью к чувственным романам, но при этом с привычкой заглядывать сюда каждый день, читать одну главу и уходить с пустыми руками; это сопровождалось еще и страшной тугоухостью. Митча ее присутствие не тревожило. Чтобы успокоить Вернера, он дождался, пока она доберется до тумбы с предметом ее интереса и погрузится в чтение с того места, где остановилась накануне, и крикнул:

– Мадам Берголь, как насчет прочесть нам вслух знойное местечко?

Та и ухом не