Жестокий. Моя по контракту - Виктория Кузьмина Страница 8

Глава 7

Страница сбора светилась на экране ноутбука, как маяк во тьме —89 200 рублей! — когда дверь распахнулась. Алина вздрогнула, инстинктивно захлопнув крышку, но было поздно. Артем Волков стоял на пороге, его высокий силуэт заполнил дверной проем. Его взгляд, холодный и оценивающий, скользнул с ее побледневшего лица на ноутбук, затем — на сияющую Настю.

— Что это? — Голос был тихим, но в нем звенела сталь. Не вопрос, а требование.

Настя замерла. Алина почувствовала, как земля уходит из-под ног. Страх за работу, за сбор, за Комиссара сдавил горло ледяным обручем.

— Я... это... — начала она, голос предательски дрогнул.

— Страница сбора денег, Артем Сергеевич, — смело вступила Настя, вставая. — Для собаки Алины. Он очень болен, нужна операция...

— В рабочее время? На рабочем месте? — Он перебил, шагнув в кабинет. Его взгляд пригвоздил Алину. — Твоя личная трагедия меня не интересует, Соколова. Ты здесь, чтобы работать. А не клянчить милостыню в интернете.

— Настя, ты где должна быть? На ресепшене! Бегом!

Девушка молча встала и бросила извиняющийся взгляд на Алину пошла к своему рабочему месту.

Он подошел вплотную. Запах дорогого парфюма, кожи и чего-то опасного, звериного, ударил в ноздри. Алина отпрянула к стене.

— Я... я смотрела в обед... — прошептала она, опуская глаза. Унижение жгло щеки.

— Обед закончился час назад, — отрезал он. Его палец грубо приподнял ее подбородок, заставив встретиться с его ледяными глазами. В них мелькнуло что-то... странное. Не только гнев. Любопытство? Прожилка чего-то темного, хищного.

— Но я видел твою страничку. И фотографии. Особенно ту... где ты в майке и шортиках, с этой развалюхой. — Его губы искривились в подобии улыбки, лишенной тепла. — Мило. Наивно.

Алина почувствовала, как кровь стынет в жилах. Он видел. Видел ее дома, уязвимую, без защитного слоя деловой одежды. Видел Комиссара. Читал ее боль.

— Перечитал историю, — продолжил он, его палец медленно провел по линии ее челюсти. Шершавая подушечка оставила огненный след. — Очень трогательно. "Последняя связь с папой". Пафосно. Но... нужны деньги. Очень нужны. Да?

Он наклонился ниже, его дыхание обожгло ухо.

— Я могу дать тебе эти деньги, мышка. Даже больше. Сразу. Сегодня.

Сердце Алины бешено заколотилось. Надежда? Ловушка?

— Что... что мне нужно сделать? — выдохнула она, боясь услышать ответ.

Его губы почти коснулись ее мочки уха, голос упал до низкого, интимного шепота, грубого и не оставляющего места недопониманию:

— Ты ляжешь в мою постель. Когда я скажу. Сколько раз я скажу. Без возражений. Без нытья. Без этих... — он презрительно ткнул пальцем в сторону ее влажных от навернувшихся слез глаз, —...жалких слез. Пока не надоешь. Твоя работа здесь остается. Плюс сто тысяч сверху каждый месяц к зарплате. Как бонус за... старание.

Мир перевернулся. Алина отшатнулась, как от удара током. Отвращение, жгучее и тошнотворное, подкатило к горлу.

— Нет! — вырвалось у нее, голос хриплый от ужаса. — Я не... Я не могу! Это...

— "Нет" не принимается, Соколова, — перебил он резко, его лицо вновь стало каменным, а глаза — ледяными щелями. — Твой выбор прост. Или ты идешь домой, к своей умирающей собаке, и мы больше не знакомы. Или ты соглашаешься. Сейчас. Сию секунду. Я не люблю ждать.

Он выпрямился, смотря на нее сверху вниз, как на товар на прилавке.

— Решай.

Алина стояла, сжав кулаки, ногти впиваясь в ладони. Перед глазами плыли образы: отец, гладящий щенка Комиссара... Артем с его циничной усмешкой...89 200 рублейна экране... Которые сейчас не вывести- нужно предоставить документы и их еще рассматривают неделю… И жалкая сумма в ее кошельке. Но сильнее всего был страх — страх завтрашнего утра, когда Комиссар может не проснуться.

— Я... мне нужно подумать, — прошептала она, чувствуя, как подкашиваются ноги.

— У тебя есть до конца дня, — бросил он через плечо, уже выходя.

* * *

Рабочий день прошел в тумане. Алина механически выполняла поручения, ее мысли были далеко. Вечером, придя в клинику, медсестра провела её к клетке, ее встретил не слабый виляющий хвостом, а тихий стон. Комиссар лежал в луже темной, почти черной рвоты. В ней были прожилки алой крови. Его глаза были закрыты, дыхание — хриплое, прерывистое.

Паника, дикая и всепоглощающая, сжала сердце. Кровь. Знак того, что опухоль прогрессирует, что время кончается.

— Нет! Мальчик, нет! — Алина бросилась к нему, ощущая холод его кожи. Она крикнула медсестре, которая очень быстро вернулась и хмуро на неё посмотрела.

— У него рвота с кровью! Вы что, не видите!?

От этих слов женщина побелела и побежала в коридор. Вернулась с мужчиной средних лет с толстой оправой роговых очков. Ночной ветеринар осмотрел пса, его лицо было мрачным.

— Кровотечение в ЖКТ. Очень плохой признак. Скорее всего, давление опухоли. Нужны срочные меры. Капельницы, возможно, переливание. Это — еще тридцать тысяч. Сразу. Или по договору с клиникой с отсрочкой в 2–3 дня. Иначе он не доживет до утра.

Деньги, присланные матерью, уже ушли на предоплату. На счету сбора — чуть больше 90 тысяч, но они были привязаны к платформе, вывод — через 3–5 дней. У Алины в кошельке — жалкие две тысячи. Она посмотрела на ветеринара, на Комиссара, лежащего без движения на столе, на капельницу, которую медсестра уже готовила. Без вариантов.

— Оплачу, смогу только завтра, сейчас с собой нет… — прошептала она. Договор заключили быстро. Она подписала бумаги и взяли копию паспорта. Комиссара подключили к капельнице. Его дыхание чуть выровнялось.

Домой она вернулась глубокой ночью, одна, в пустую, холодную квартиру. Заварила кофе, но не стала пить. Села за кухонный стол, где висели фотографии: она, маленькая, сидит на плечах у смеющегося отца; отец, уже слепой, гладит огромную голову Комиссара; она и Комиссар-щенок в парке, оба сияющие от счастья. Последняя связь. Последняя ниточка.

Отвращение к Артему, к его предложению, к самой мысли о нем, подкатывало волной. Его грубые руки, его холодные глаза, его презрение... Но перед ней стоял образ Комиссара, истекающего кровью на столе ветеринара. Образ счета в 200 тысяч, к которому постепенно прирастали дополнительные суммы.

Не было выбора. Не было чести, гордости, достоинства. Была только голая, животная необходимость выжить. Выжить самой и спасти того, кто был для нее всем.

С трясущимися руками она достала телефон. Набрала короткое сообщение. Каждое слово резало, как нож:

«Я согласна. Алина.»

Она нажала "отправить" и бросила телефон на стол, как раскаленный уголь. Кофе в чашке остыл, как и все внутри нее. Она уткнулась лицом в ладони,