Эмили Гиффин - Детонепробиваемая Страница 75

Глава 27

Без вестей от Бена проходят четыре мучительных дня. Рисую в голове трагичные сценарии один ужаснее другого: Бену настолько наплевать, что он оставляет мое письмо болтаться во входящих, забыв мне ответить; Бен хмурится, глядя на экран, и с отвращением удаляет мое сообщение; Бен пересылает мое послание Такер, и они вместе смеются над моим отчаянием. Порываюсь позвонить Энни и спросить, не разговаривала ли она с ним и не знает ли каких-то новостей о его жизни. В конце концов, Энни ведь лихо делилась с Беном подробностями моих отношений с Ричардом. Но я не хочу идти по этому пути. Не желаю превращать глубоко личный разговор в испорченный телефон. Вдобавок я не верю, что Энни будет действовать сугубо в моих интересах. Да, она моя подруга, но она дружит и с Беном, а к настоящему времени, возможно, даже сблизилась с Такер.

Джесс со мной согласна.

– Разберись с ним сама, без посредников, – советует она.

– А если он мне так и не ответит?

– Ответит. Наверное, он не сидит в офисе, а работает где-то на объекте или что-то вроде того. Или занят, или просто из вредности хочет, чтобы ты понервничала. А если верен последний вариант, значит, ему до сих пор не все равно.

– Ты права, – соглашаюсь я, но морально готовлюсь к тому, что моя слабая надежда угаснет навсегда. Что я больше никогда не поговорю с Беном по душам.

Вечером пятницы, после долгого обеда с одним из моих любимых литературных агентов, сажусь почитать несколько присланных авторами напрямую рукописей – презрительно называемых «самотеком», так как в основном это высосанные из пальца графоманские потуги. В общей массе они настолько ужасны, что большинство издательств и редакторов отказываются их принимать. Нет смысла тратить на них ограниченные редакционные ресурсы. К настоящему моменту за тринадцать лет чтения самотека я представляла на редколлегии только одну такую рукопись, которую минут через шесть с начала презентации с треском забраковали.

Однажды Бен спросил, почему я не брошу бесполезного занятия.

– Ты же не покупаешь лотерейные билеты и не играешь в казино, – сказал он. – Так зачем тогда читаешь самотек?

Я объяснила, что поступаю так из иррациональных соображений. Что частично берусь за самотек из-за глубоко укоренившегося еще в детстве невроза: желания подходить ко всякому делу скрупулезно, охватывать все сферы своей деятельности. Ведь никогда не знаешь, где найдешь следующий феноменальный роман. Но помимо этого, призналась я тогда, мне нравится сама концепция самотека.

– Как так? – зацепился Бен, проглядывая очередное безграмотное сопроводительное письмо из-за моего плеча. – Неужели тебе нравится концепция скучных, банальных сюжетных линий и изобилие грамматических ошибок?

– Сложно объяснить, – вздохнула я тогда. – Штука в том, что самотек абсолютно демократичен. Мне нравится иметь возможность дать зеленый свет неустроенному писателю. Нравится представлять, как вчерашний неудачник преодолевает все препоны и добивается величия.

– Ну, мне такой ход твоих мыслей только на пользу, – усмехнулся Бен и поцеловал меня. – Потому что я сам вроде как попался тебе в самотеке свиданий вслепую.

Я тогда рассмеялась и подтвердила, что так и есть.

– Страшно представить, что бы я упустила, если бы решила тебя отшить!

С того дня, если Бен надевал разные носки, сжигал тост или делал что-нибудь из рук вон плохо, я называла его «мужем из самотека». Это была одна из многих наших интимных шуточек.

Поэтому кажется закономерным, что ответ Бена наконец приходит как раз в тот момент, когда я изучаю несколько рукописей, отобранных для меня Розмари как наиболее многообещающие из вороха самотека. При сигнале уведомления о новом письме я поднимаю глаза и в ужасе вижу во входящих его имя. Сердце бешено колотится, но я сижу с открытым ртом, парализованная страхом. Что-то в этих жирных буквах «Бенджамин Дэвенпорт» кажется мне зловещим. А может, загвоздка в том, что письмо без темы. Внезапно я почти на сто процентов уверяюсь, что фразы Бена будут резкими и негативными: «Не вижу смысла встречаться. Мне нечего тебе сказать».

Проходит целый час, прежде чем я набираюсь смелости открыть письмо. Дважды читаю три предложения, пытаясь уловить смысл: «Следующая неделя очень суматошная. Как насчет после Дня благодарения? В понедельник тебе удобно?»

Ничего. Сообщение абсолютно ничего не проясняет, но мне определенно не кажется многообещающим, что Бен не обратился ко мне по имени и не написал ни единого вежливого слова на прощание. Поверить не могу, что четыре дня томилась ожиданием ради этих сомнительных трех предложений. Но в общем и целом я чувствую облегчение. Это не самое худшее, что могло бы быть. И я продолжаю цепляться за надежду, отсылая ответ: «Конечно. Таверна Пита в двенадцать?»

Как самый старый из действующих пабов Нью-Йорка, «Таверна Пита» привлекает толпы туристов, но мы с Беном никогда не были против многолюдья. Мы много раз сидели в этом баре, поэтому, едва нажав кнопку «отправить», я начинаю переживать, что Бен подумает о моем сентиментальном выборе. Но его ответ приходит мигом: «Увидимся там. Хорошего Дня благодарения».

«А вот это вряд ли», – думаю я, царапая красными чернилами поперек титульного листа драгоценной рукописи какого-то автора слово «Отказано».

        * * * * *

Позже тем же вечером, возвращаясь с работы, я замечаю Мауру и Зои, спешащих в сторону дома Джесс. Одной рукой Маура держит дочку за руку, а в другой несет ее спальный мешок «Даша-следопыт» и холщовую фирменную торбу с монограммой. Шнурки розовых кроссовок Зои развязаны и волочатся по мокрому тротуару.

Наконец заметив меня, племянница визжит: «Тетя Клаудия!», словно я какая-то знаменитость. Зои творит чудеса с моей самооценкой.

– Эй, Зои! – кричу я. – Ты приехала ко мне на выходные?

– Ага! – вопит в ответ она. – И мама сказала, что я могу ложиться во сколько захочу и есть что угодно!

Перевожу взгляд на Мауру, чтобы та подтвердила слова дочери. Сестра устало пожимает плечами. Она выглядит одинокой и отчаявшейся, и слишком обессиленной, чтобы спорить о времени отхода ко сну или о сладких хлопьях. Интересно, неужели уже берется курс на «подкупи своего ребенка», которым зачастую следуют разведенные родители? Все дети знают, что у развода родителей есть одна выгодная сторона – возможность манипулировать чувством вины, замотанностью и состязательным духом мамы и папы, чтобы выжать максимум пользы для себя любимого из обоих лагерей. Помню, когда мама ушла от нас, у меня стало вдвое больше рождественских подарков, причем их цена тоже удвоилась.