Людмила Сурская - Курсантки Страница 71

— Ну, что ты замолчала?

— Я не замолчала, я плачу.

— Не плач я знаю.

— Ничего ты не знаешь… Будешь потом меня всю жизнь надумками попрекать. Уходи.

— Ты не любишь меня, и мне всё померещилось?

— Люблю, но с вами, товарищ майор, не буду.

Богуш поднялся. Сердце колотилось, как бешенное, а к душе словно подвели электроды. Да реальность встретила его не ласково. А чего он хотел после своих коррид. Поторопился. Всё сделал не правильно, не так. Вот осёл.

— Запри замок.

— А можно?

— Я разрешаю.

Ушёл осторожно прикрыв дверь.

«Он действительно был или мне померещилось. Так долго выказывать безразличие, холодность, измываться… Я была уверена, что для него ничего не значу. И вдруг, здрасте вам… Значит, равнодушие показное. Если б знать. А вдруг, всё не серьёзно, сиюминутно нашло. Временное чувство».

Богуш спустился, сел в машину и поехал. Он мчал на страшной скорости. Хорошо ночь и дорога пуста, а то бы аварии не миновать. Гнал, гнал… Куда? Зачем? Потом встал. Стоял часа два. Вылез, огляделся. Куда занесло на эмоциях? Парк. Прошёлся. В лунном свете он выглядел мистически, а розы на клумбе сказочно красивыми. Вернувшись к машине, взял нож и, оглядевшись, принялся резать. Как всегда ложкой дёгтя в бочке мёда подвалили менты. Бежать было бесполезно. Порадовался тому, что машина не видна отсюда. Сложив нож и засунув его в карман, решил поговорить с ребятами и всё решить миром. Виноват. Готов заплатить любой штраф. Просил понять — решается судьба. Срочно нужны цветы. А среди ночи взять негде. Поймите и помогите. Молодые менты, вчерашние солдаты, офицера понять не захотели. Попробовали выкрутить руки и засунуть в машину. Богуш встал на дыбы. Берегя букет, попробовал отбиться. Ребятки выхватили оружие. Поняв, что сейчас по нему будут стрелять, он нырнул в кусты и перебежками пошёл к машине. Пули чиркая, косили листву, то справа, то слева, то позади. Милиционеры не отставали. Когда заработал мотор, и машина рванула с места, по ней, решив что не взять и, усердствуя в меткости, начали стрелять. В голове пронеслось: Неучи. Мазилы. Поняв, что уходит, рванули к своей мигалке. Но Богуш дворами и узкими улочками удрал. Встав под общежитием, отдышался. Забрав букет, и кивнув оторопевшему дежурному, поднялся наверх. Этаж был пуст. Барышни у тумбочки тоже не было. Отлично. Подойдя к двери, постучал. И услышав Маринкино сонное:

— Кто там?

Торопливо прошептал:

— Мариш, это я, открой.

Щёлкнул замок, он, с ходу вложив ей цветы, и подняв на руки, горячо прошептал:

— Я знаю, что похож на ненормального сейчас… Знаю, что не поверишь, знаю что невозможно, но я люблю тебя. Мне хочется только одного обнять тебя и не выпускать. Давай поженимся, а?

— Господи, где ты был, у тебя весь висок в крови? — похолодела она.

— Чёрт, задело, значит, в горячке даже не почувствовал.

— Алёша что случилось? — округлились, наполнившись страхом её глаза.

— Воровал цветы, вдруг менты. Попробовал договориться, не вышло. Пришлось отбиваться. Отрывался. Стреляли. Задели.

— Ты с ума сошёл. — Прижалась она к его щеке. И вдруг поймав его на мучительном взгляде, обхватила обоими руками за шею и принялась не умело целовать.

— Выходи за меня замуж. А то у меня крышу сорвало.

— Алёша, но ведь нельзя. Ещё год ждать.

— А мы не будем. Распишемся и никому не скажем. У вас в комнате уже такая есть история.

— У нас?

— Угу.

— Кто? Наталья с взводным?

— А при чём тут взводный? Ты хочешь сказать, что у них любовь? Вот это номер, блин. — Посмотрел он на неё как-то странно.

— Не они, так кто? — загорелась Маринка.

— Ира с Глебом и уже год в законном браке. — Не стал врать он.

— Не может быть… Кто бы подумал… Они же ненавидели друг друга…

— Ну одно чувство запросто трансформируется в другое. Так как с моим предложением?

Он стоял большой сильный с хрупкой и тёплой после сна ношей на руках, заваленной цветами и с волнением ждал своей судьбы. Он не улыбался, смотрел совершенно серьёзно. Ну что тут ответишь?… У неё нет повода ему не верить. Маринка отстранилась, словно пытаясь разглядеть что-то в нём не хорошее издалека и не найдя кивнула. Это был трудный год для неё. Она привыкла довольствоваться короткими встречами на людях, по делу, издалека. Но это всё же лучше чем не видеть его вообще. И вот он будет её, только её. Накатившая мысль о единоличном владении им сладко сжала сердце. Правда, пока не для всех, надо потерпеть и поскрытничать. Это даже лучше, никто не сунет нос, не помешает, хотя им на всех глубоко без разницы и всё же лучше когда меньше в курсе. Господи, каждая женщина ждёт своего мужчину. Главное не пропустить, не ошибиться в выборе, не обкрасть себя, его. Вцепившись в его шею и прижавшись к нему так крепко, как только смогла, она прошептала:

— Я люблю тебя. Очень, очень.

Он, целуя её во всё, что подвернётся, заметался по комнате. Потом, поставив на кровать, сообщил:

— Мы теперь всегда будем вместе.

— И нас никто не разлучит, да?

— Собирайся, мы едем домой… Ко мне…К нам.

— Я согласна.

Куда… Какая разница. Она согласилась. Ей было без разницы, куда идти. С ним всё равно куда бы не идти. Это такое безумие. Господи, как хорошо-то.

— Ты не представляешь, как я счастлив. — Голос его потеплел. Сделался домашним. Почти ручным.

— Не больше меня. — Пропела и она.

— Собирайся.

— В принципе у меня всё готово. Я ж готовилась утром домой. Только заменю пижаму на джинсы и майку.

Некоторое время они молчали. Звёзды тухли. Близилось утро. Голубоватый свет вползал через окно в комнату. Ни с чем другим не спутать рассвет. Они в комнате одни. Переодевалась не прячась. Зачем, она теперь будет его. Он тоже смотрел во все глаза, не отворачиваясь. Зачем, — это теперь принадлежать будет только ему. Долго возился, помогая застегнуть ей крючки. Не слушались пальцы, и у неё это получилось бы быстрее, но сунулся с помощью Алексей и Марина, тихонько посмеиваясь, уступила. Он забрал сумку. Спустились. Открыв дверку машины, подсадил её в салон. Закинул вещи в багажник. Не удержавшись и наклонясь к ней, чмокнув Маринку в губки, ещё раз, словно боясь отказа, спросил:

— Ну поехали?

— Поехали! — не поводится она на его уловку.

Маринка, улыбаясь, посматривала в окно, в голове копошились счастливые мысли: «Какое же оно счастье? Утверждают — разное. У каждого своё. Большое, маленькое. Глупости. Разве его измеришь размером или взвесишь. Либо оно есть, либо его нет. Все остальные грани просто сливаются. Но так на глаз не скажешь и не определишь. Надо прожить жизнь. И непременно с ним рядом, именно с Алексеем и ни с кем другим».