Удиви меня - Наталья Юнина Страница 70

думала. О сексе в смысле. Ну а если быть совсем точной — думала иногда, но не в отношении себя, — что-то я слишком много болтаю. Причем невпопад. И ведь не капли не пьяная. Что за словесный понос? — Знаешь, у меня все вообще должно было быть по другому. В лет двадцать пять — хирургическая дефлорация, ну если все же не мужчина, хотя последний и вовсе не планировался, а в тридцать пять — искусственная инсеминация или ЭКО, если успею заработать проблемы по женской части.

— Ты сумасшедшая девчонка, Полина. Просто сумасшедшая.

— Наверное, есть немного, раз за две недели знакомства с тобой кардинально меняю не только свои планы, но и жизнь в целом. Все это так странно и непохоже на меня.

— А ты меньше задумывайся обо всем. Жизнь должна идти своим чередом. И долгосрочные планы — крайне нерациональное занятие. Завтра в принципе для тебя или любого другого может и не наступить. Не проще ли жить здесь и сейчас, при этом иметь реальные цели на ближайшее время, разделяя учебу, работу и личную жизнь?

— Это сложно. Я думала у меня сегодня мозг взорвется от мыслей. Это ужасно, когда не можешь ничего делать, потому что голова не работает. Я беру справочник и вижу… да ничего не вижу. Это дико удручает. Как… когда человек ходил с детства, а потом его этого лишили. Представляешь, как он будет себя чувствовать первое время? Вот и я так же сейчас, — вполне серьезно произношу я.

— Представляю. Примерно раз в неделю это вижу, слышу и только догадываюсь, как это на самом деле херово. Только не надо сравнивать хрен с пальцем. Менять, навязанные не пойми кем и главное для чего, планы на жизнь, и не иметь возможность двигаться — это разные вещи.

— Я не имела в виду твою сестру, — зло бросаю я, понимая насколько глупо поступила, сказав это вслух. И ведь совсем не имела в виду его Соню. Блин!

— Кстати, пристегнись.

— Заботишься о моей безопасности?

— Если будет сильная авария — ремень тебя не спасет. Так что нет — дело не в безопасности. Впереди менты. А у меня принцип не платить ни государству, ни ментам на руку.

— Удавишься за несколько сотен?

— Ну, пусть будет так.

— Ты злой сейчас, — не спрашиваю, скорее констатирую, застегивая ремень безопасности.

— Нет. Увы, я добрый. Надеюсь, со временем я это в себе искореню. К сожалению, пока это не получается.

— Можешь оставить чуточку доброты. Ты мне не нравишься злым.

— Ну мне много что не нравится. Например, то, как ты себя сегодня себя ведешь и пытаешься манипулировать мною. Взять ту же поездку в клуб.

— Разве я это делала?

— А я разве спрашивал название клуба? Нет, — не дожидаясь моего ответа, сам же и отвечает на свой вопрос. — Но ты для чего-то мне сказала, типа невзначай, его название. И про бухло тоже совсем ненароком. На тебе, Алмазов. «Я в клубе и бухаю. И вот тебе название сей клоаки». И неозвученнное «Я жду тебя. Надеюсь, ты не опоздаешь, иначе я найду приключений на свою прекрасную жопу». Я далеко не всегда буду на это вестись, Полина.

— А зачем ты тогда приехал за мной, если не будешь вестись на мои манипуляции?

— Потому что я не знаю чего от тебя ждать масштабно и во что ты можешь вляпаться. И памятуя наше знакомство, тебя, несмотря на твою внимательность, осторожность и прочую хрень, развести можно на раз два с помощью того же коктейля. Жалко тебя будет, если кто-то воспользуется тем, чем я не воспользовался в первый раз. Не все такие как я, Полина. И я не набиваю себе цену, просто говорю, как есть. Тебе кажется, что сифилис самое страшное, чем тебя могу заразить в невменяемом состоянии? Так вот, я тебя удивлю — нет. Последний лечится. С ВИЧ, кстати, тоже живут до старости. А вот голову лечить тяжелее. Больше так не делай. А вообще, вынужден признать, что пить тебе не стоит. Ну разве что рядом со мной.

— Я не пьяная. Может проверим алкоголь в моей крови?! Давай я пописаю на тест полоску, он вообще ничего не покажет. За четыре часа мои три бокала с мартини давно уже плавают в канализации.

— Два.

— Что?

— Ты сказала недавно про пару бокалов.

— Да я смотрю мы действительно похожи. Вы тоже тот еще словесный задрот, Сергей Александрович. Два или три — это не десять. Ясно?

— Да. Говорят, завтра будет снова ясно. Предлагаю поехать на природу. Куда именно — не скажу. Или ты снова против и у тебя охрененно важные планы?

— Нет.

— Что нет?

— У меня нет планов.

— Аллилуйя.

— А у меня родители уехали на море, — после минутного молчания снова начинаю говорить о том, с чего по-хорошему стоило бы начать наш разговор. — Ну точнее, еще не уехали, сейчас в аэропорту. На целых одиннадцать дней.

— Рада? — так и хочется спросить «а ты»?!

— У меня нет желания избавляться от общества родителей, так что мне все равно. Но мне казалось, тебе эта новость понравится.

— Я еще не видел твоих родителей, с какой стати мне радоваться их отсутствию? — ну тормоз!

— Да вообще ни с какой, — обиженно произнесла я и уставилась в окно.

Очнулась я через минут десять, когда осознала, что Алмазов едет в сторону моего дома. Это что за ерунда такая?!

— А куда мы едем? — мой голос прозвучал так неестественно, что, кажется, и лицо скривилось при этом. Как же нелепо звучат вопросы с очевидными ответами! Как у мамы получается так мастерски притворяться дурочкой в нужный момент?

— К тебе домой.

— А зачем? — О! Этот вопрос еще лучше.

— Чтобы отвезти тебя туда. Если следующий вопрос: «Для чего отвозить?». Ответ — чтобы ты легла спать. В девять утра нам надо выехать.

— Я не хочу спать.

— Посчитаешь овец или выпьешь шишки хмеля. Шишки ты любишь, так что вперед.

— Зачем ты это делаешь?!