Маньяки - Шеридан Энн Страница 7

Чувствуя себя слишком незащищенной здесь, в открытой гостиной, я прохожу в свою новую спальню — миллионную комнату, которую я занимаю с тех пор, как все это дерьмо началось восемь месяцев назад. Хотя не буду врать, эта комната значительно лучше той, что я занимала в камерах замка или в пустынном подземелье Джованни. Но в данный момент какая разница? Я могла бы спать в грязном переулке за мусорным баком, и это ничего бы не изменило.

Мальчиков больше нет.

Это поражает меня сильнее, чем я могла предположить, и, когда я стаскиваю с себя окровавленную одежду и, спотыкаясь, бреду в ванную, меня захлестывают душераздирающие рыдания.

Парни мертвы.

И я никогда их больше не увижу.

3

БАХ!

Я открываю глаза, и вскакиваю с кровати, мои глаза, опухшие воспаленные, но быстро осматриваю комнату в поисках угрозы. Зик стоит в проеме моей открытой двери, восходящее солнце едва заглядывает в мое окно и поблескивает на его безупречной коже.

Мое сердце бешено колотится, когда я встречаюсь с его жестким взглядом. Неудивительно, что моя так называемая мать использует его как игрушку. В нем есть та сексуальность и манящая сила, которая была у парней, но при этом в его глазах есть жесткая грань, которая предупреждает, что нужно держаться на расстоянии. Он опасен во всех отношениях, идеальная пара для моей матери.

— Тренировка начинается через десять минут, — выплевывает Зик, ничуть не обрадованный тем, что видит меня, и, черт возьми, это чувство взаимно. — Не опаздывай.

С этими словами Зик вылетает из моей спальни, оставляя дверь широко открытой, а мое сердце — беспорядочно колотится в груди. Черт, мне нужно взять себя в руки. Одно дело быть в такой ситуации и знать, что парни придут за мной, но теперь я сама по себе, и я должна сделать так, чтобы все получилось. Это будет мой единственный шанс подобраться к Джованни. Без Джии и ее команды я в полной заднице.

Я делаю короткие, успокаивающие вдохи, когда воспоминания о прошлой ночи возвращаются ко мне, как навязчивый фильм, прокручивающийся в моей голове. Они обрушиваются на меня, как товарняк, отчего хочется упасть на колени, — тяжесть смертей мальчиков тяжело ложится на мои плечи, горе слишком велико, чтобы я могла его вынести.

Горе овладевает мной, и я с трудом делаю вдох. Джиа ожидает, что сегодня я буду двигаться дальше, просто встану с постели, как будто они никогда не имели значения, как будто я должна разделять ее презрение к ним. Этого никогда не случится, и она была дурой, даже предположив это.

Прошлой ночью я провела час, сидя в душе, пока горячая вода смывала кровь мальчиков с моей кожи и стекала в канализацию, и, наблюдая, как исчезают последние частицы, которые у меня остались от них, я снова и снова прокручивала в голове их последние мгновения. Боль в их глазах, когда они падали на траву. Отчаяние в голосе Леви, когда он умолял меня не смотреть. Я судорожно ворочалась в холодном поту, не в силах заснуть без того, чтобы эти три выстрела не будили меня снова и снова. Я знаю, что это было по-настоящему, но каждая клеточка моего тела кричит, чтобы они вошли в дверь и сказали мне, что это была какая-то дурацкая шутка. Я имею в виду, конечно, Роману бы это не понравилось, Леви бы закатил глаза, а Маркус смеялся бы до тошноты… но он бы загладил свою вину так, как мог только Маркус, и, черт возьми, я бы простила его еще до того, как кончила.

Я не могу без них. Я не могу больше терпеть эту боль. Я не знаю, как теперь существовать в этом мире без них.

Я опускаю голову на руки, пока проходят долгие, мучительные мгновения. Я не могу так сломаться. Я обещала себе, что утром восстану как феникс, но это слишком тяжело. Как мне встать и встретить день, зная, что их нет рядом, что я больше никогда не обниму их, не почувствую их прикосновений и не услышу тех сладких, произносимых шепотом слов?

Блядь.

Я должна сделать это. Я должна встать и тренироваться, я должна стать сильнее, свирепее и мудрее, иначе у меня не будет ни единого гребаного шанса. Если я собираюсь заставить Джованни заплатить за то, что он сделал, то я должна это пережить. У меня не будет бесконечного количества шансов. Будет только один, и когда это время придет, я буду готова.

Это холодное, жесткое осознание заставляет меня подняться на ноги, и я поворачиваюсь к отдельной ванной, провожу руками по лицу, вытирая слезы.

Я не отступлю.

Джованни ДеАнджелис облажался, когда начал свои отвратительные, извращенные игры с моими людьми, и за это он предстанет перед расстрельной командой. Он разозлил не ту суку.

Пройдя в ванную, я быстро выполняю свою утреннюю рутину. Тренировочной одежды не видно, но почему-то я верю, что Джиа что-нибудь приготовит для меня, когда я приду в тренировочную комнату — где бы она ни находилась.

Чертовски хорошо зная, что я превысила лимит в десять минут, установленный Зиком, я выхожу из своей спальни и спускаюсь по впечатляющей лестнице, обнаруживая Зика, стоящего внизу с хмурым выражением лица и пронизывающим меня насквозь взглядом. Если бы взгляды могли убивать… черт.

Его челюсть сжимается, и когда он смотрит на меня, у меня нет сомнений, что он видит, что я снова плакала, и я мгновенно ненавижу то, какой слабой это заставляет меня чувствовать себя, но я признаю это. Если бы эти слезы были о ком-то, кроме моих трех дьяволов, то я бы с радостью стояла здесь и позволяла ему называть меня маленькой сучкой, но я не буду извиняться за слезы, пролитые из-за них.

Зик разворачивается на пятках, заложив руки за спину. Он не говорит мне следовать за ним, но молчаливое требование налицо. Каждая косточка и фибра в моем теле говорит мне убираться отсюда, зная, что "тренировки" Джии Моретти, вероятно, не будет состоять из радуги и цветов. Это будет жестоко, и я буду молить о пощаде, но если она хочет сделать из меня гребаного воина, то так тому и быть. Я буду на высоте, как и ожидали парни.

Следуя за Зиком по огромному зданию, мы подходим к лифту. Напряжение охватывает мое тело в тот момент, когда закрывается дверь, запирая нас внутри. Этот