Офисная война (ЛП) - Николетто Анна Страница 7

— И пропустить единственный интересный разговор сегодня? Ты шутишь? — Беа ставит видеомонитор на середину стола и наливает в стакан апельсиновый сок, а затем опускается в кресло и поворачивается к Грете. — На кого ты оставила наследников?

— Их отцу. Вернувшись домой, я застану их всё ещё бодрствующими перед видеоигрой про машины-убийцы, которая в лучшем случае запрещена для детей младше шестнадцати лет. Как вы думаете, сколько стоит адвокат по разводам?

Я вся внимание.

Грета всегда саркастична, но обычно она щадит мужчину, которого поцеловала десять лет назад на концерте Pearl Jam в единственное итальянское свидание года. И которому призналась в любви семь дней спустя, решив объявить его единственным во всём мире кандидатом на роль «любви всей своей жизни».

Они стоят на первом месте, среди пар, которым я по-тихому завидую. Плохо, наверное, говорить, но у них есть всё, чего бы и мне тоже хотелось.

— Девочки, у вас такие жуткие лица. Это была шутка! Фигово, если мне нужно уточнять.

— Спроси себя почему, — укоряет Беа. На кухонной столешнице в сотовый раз начинает трезвонить её мобильный. Она протягивает руку, чтобы взять его, читает на экране, но не отвечает и кладёт телефон обратно вверх ногами.

— Марко? — спрашивает Грета.

— Он в Неаполе до пятницы.

— Нет, я имела в виду, что если это Марко, ответь ему. У тебя, наверное, было пятьдесят входящих сообщений, пока ты была спальне. Возможно, он хочет знать, как ты, и беспокоится.

— Сегодня он ужинает с клиентом. Это сообщения из чата рожениц.

— Господи, — выдыхает Грета.

— Не будь снобом! Группа… Я имею в виду, другие молодые мамы… — Звук очередного входящего сообщения мешает ей подобрать наиболее подходящее определение.

— …Нытики? Конкуренция до смерти? Ненормальные? — предлагает Грета.

Беа поднимает экран, чтобы проверить, а затем снова откладывает в сторону.

— Ладно, вернёмся к тому, почему вы здесь.

Я поднимаю свой бокал.

— Разве не достаточно пить вино и есть углеводы?

— Что я тебе говорила? Ты уже передумала?

— Я обращаю внимание госпожи Феррари на то, что сегодняшняя встреча имеет единственный пункт для обсуждения: план наведения порядка в нашем офисе.

Я нервно смеюсь.

— Окей, хочу заметить, что полдня это звучало заманчиво и для меня тоже, а мысль об этом делала часы, которые я была вынуждена проводить с… с… — Я прерываю себя, прежде чем произнести его имя.

Это сделало бы ситуацию столь же реальной, как неприятное ощущение кислоты, поднимающееся из моего желудка при мысли о том, что отныне он тот человек, с которым я буду общаться большую часть времени.

— В любом случае вы понимаете, что у нас нет возможности действовать? ДГБ обхаживал его несколько месяцев, и босс никогда не откажется от своего решения, если только не возникнут очень серьёзные обстоятельства. И он, как мне кажется, очень хочет остаться. Я не могу его заставить изменить своё мнение, подсыпая слабительное в кофе, скрывая встречи в общем ежедневнике или меняя пароль его компьютера, пока он отлучается в туалет…

— Я ожидала, что она это скажет, — рассуждает Грета. — Сейчас она добавит что-то вроде: «Может быть, это я оценила его слишком быстро. Я, конечно, неправильно поняла его агрессивное вторжение в работу. Буду применять ненасильственное сопротивление, и всё будет хорошо, потому что я знаю, что стою этого, а со временем станет ясно и ему, что я заслуживаю его уважения».

— Это не вопрос ненасилия…

— Потому что Камилла не способна на противодействие! — Позиция Беатриче отменяет мой слабый протест.

— Её депрограммировали в подростковом возрасте, — соглашается Грета. — Безнадёжный пацифист.

— Жизнь выбивает дерьмо из тех, кто проявляет неконкурентоспособность, — цитирует Беа по памяти неизвестно какую книгу о профессиональном успехе. — И вообще, среди нас троих я не знаю, кому хуже.

— Ей! — Грета указывает на меня. — Мы с тобой порабощены шестилетними детьми, но Ками единственная, кто вместо того, чтобы швырнуть в своего бывшего набор тарелок, от суповых до десертных, отреагировала сочувственной речью и обещанием, что они останутся друзьями! — Грета заканчивает речь с возмущённой гримасой и запихивает в рот ещё одну хлебную палочку.

— Мы с Паоло не остались друзьями, — защищаюсь я, думая о мужчине, с которым рассталась после почти десяти лет отношений. — Мы просто в хороших отношениях.

— При расставании ты постирала его одежду, прежде чем упаковать и отправить ему!

— Да, и что? Я поступила лю-без-но, — проскандировала я с ноткой отчаяния. — И вообще, у меня было в планах сменить гардероб…

— Боже мой, Ками, этот мужчина был дерьмом!

Однако это мистификация фактов.

— Паоло был кем угодно, но только не засранцем, — вынуждена поправить я.

— Он был таким моллюском, что чтобы найти его позвоночник, нужно было искать тот в доме его родителей, где он забыл о нём, когда трансформировался из подросткового во взрослый возраст! Если такое событие вообще произошло. Я позволю себе сомневаться, учитывая очень зрелую манеру, в которой…

— Теперь ты несправедлива, — останавливаю её, неловко ёрзая на своём стуле. — И я не хочу об этом говорить.

Беа потирает лоб кончиками пальцев.

— Ладно, извини. Мы больше не будем упоминать Паоло. — Она наклоняется к серванту, достаёт пакет с чипсами для аперитива и пересыпает их в миску. — Вернёмся к Эдоардо Зорци…

Это имя вызывает одновременное ощущение удара ножом в спину и блэкаут логического мышления.

Я замираю, удерживая картофельный чипс в воздухе между тарелкой и ртом, охваченная стыдом, как только мой разум вспоминает нашу жалкую встречу в кафетерии.

В частности, он затормаживает изображение на том моменте, когда я таяла, как льдинка на летнем солнце, краснела и пыталась приставать к нему, думая, что не вызываю у него отвращения, а он насмехался надо мной, наслаждаясь моей глупой наивностью. Затем память перематывается назад и снова показывает мне сцену, но на этот раз в замедленном режиме.

Какой же я была дурой. Может, у Зорци и нет обручального кольца на пальце, но такой парень, как он, не цепляет девушек в баре. Как минимум у него будет каталог в нижнем белье, из которого он сможет выбрать себе спутниц. Или, возможно, невеста, с которой он участвует в соревнованиях по снобизму.

— …Камилла?

Я моргнула.

Свет кухонной люстры освещает обеспокоенные лица моих подруг. Я прогоняю смущение на задний план, радуясь, что у меня не было времени рассказать кому-либо из них неприятный приквел о «Венецианской аристократии, фамильных гербах и именных дворцах».

— Камилла, подай нам знак.

— У Эдоардо Зорци есть палаццо в Венеции, которое носит его фамилию.

— Вау, вот это стратегическая информация несомненной полезности! Ты отвлечёшь его в офисе, а мы отправимся в Лагуну, чтобы потопить его палафит?

Несмотря на настроение, я разразилась коротким смехом.

— Мило. Я в деле.

— Я могла бы отвлечь его в офисе, — предлагает Беа. — Самовлюблённый, как немногие другие, но отличный крутой образец.

Одновременно происходят три вещи. Звякает телефон Беатриче, сообщая об очередном сообщении, из видеомонитора доносится крик Алессандро, и я чуть не давлюсь картофельной крошкой, попавшей не в то горло.

На кухне наступает прекращение огня, которое предшествует буре.

Мы все по очереди смотрим друг на друга, как в сцене пыльной трёхсторонней дуэли из старого вестерна.

— Ещё одна дерьмовая ночь, — стонет Беа.

— Может, он снова заснёт…

Грета закатывает глаза к потолку, но избегает комментариев. Два ребёнка (близнецы!), пяти лет дали ей необходимый опыт, чтобы знать, когда и как вмешиваться в ситуацию перед другой матерью.

— Хочешь, я попробую усыпить его? Или я могу остаться здесь на ночь, — снова пытаюсь я.

Беа мягко отрицательно кивает. Она встаёт, опираясь о стол.