Беспощадный дикарь (СИ) - Идэн Вероника Страница 63

— Черт!

Крик вырывается из меня, и плотина прорывается. Гнев и обида выплескиваются через край, сердце бьется быстрее, а зрение становится туннельным, я сильно бью ногой по дивану, и тяжелая мебель сдвигается на несколько дюймов. Мэйзи отступает на шаг назад, и мой крик, полный ярости, эхом отражается от стен.

Схватив вслепую ближайший предмет — витой металлолом, над которым работал, и который она принесла наверх, назвав его предметом разговора с гордой ухмылкой, — я бросаю его через всю комнату и он разбивается где-то на кухне, звук бьющегося стекла и резни все еще не достаточно, чтобы сделать все это лучше.

Это все, на что я способен — разрушение.

— Все чертово дерьмо, которое я сделал, чтобы попасть сюда! Так много всего, и все это дерьмо. Я втянул в это Кольта, втянул тебя. — Слова вырываются с каждым рваным вдохом. Хрупкий контроль над собой находится на расстоянии шепота от того, чтобы полностью разрушиться, оставляя меня болтаться на грани, чтобы стать невменяемым. Я чувствую себя в опасной близости от края, когда мысли приобретают маниакальную энергию. — Разрушать жизни, вот для чего я пришел, и я, блядь, сделал это. Я возился с твоей, как будто это была игра, замышлял уничтожить твоих родителей, следил за тем, чтобы будущее твоего брата рухнуло. В чем, черт возьми, был смысл?!

Мэйзи замирает. Терпеливая забота обо мне исчезает, когда позвоночник выпрямляется.

— Подожди, подожди, что? — Ее голос повышается. — Что ты только что сказал?

Свежее предательство сияет в ее ореховых глазах.

Это отрывает меня от пропасти, когда теряю контроль над собой, реальность рушится обратно, когда часть всепоглощающего гнева выветривается из моей головы. Задыхаясь и дезориентированный, я вспоминаю свои слова и тихо ругаюсь.

Холден был моим первым другом, до того, как я подружился с Мэйзи, научил меня кататься на велосипеде, когда я завидовал, что Мэйзи научилась раньше нас обоих. Мы мчались домой с автобусной остановки, забегали в свои дома и снова встречались, чтобы обменяться покемонами или поиграть в какую-нибудь из новейших игр. Он знал все мои тайные страхи, а я знала его. Мы росли бок о бок, партнеры по борьбе с неприятностями.

Мы были лучшими друзьями, братьями до того, как у меня появились Колтон и — Вороны.

От нахлынувших воспоминаний о детстве с братьями и сестрами Лэндри у меня сжимается грудь, каждое из них более горько — сладкое, чем предыдущее. Я потерял все хорошее, что у меня было. Потерял их. И что же я делаю? Возвращаюсь и делаю из них врагов, потому что меня не устраивали Жаклин и Ричард и я хотел наказать их всех за те годы, что страдал.

Невидимые осколки стекла бьют по горлу, а в желудке бурлит кислая ненависть к себе. — Я лишила его будущего, отменив предложение о призыве. Чтобы убедиться в этом, я отправил в колледж видеозаписи драк, которые он устраивал в карьере в старших классах. Он… его лицо хорошо видно на них, и иногда он надевал свою куртку.

— Какого черта, — шепчет она. — Ты крутился вокруг него, потому что хотела шантажировать? Думала… Черт возьми, Фокс, я думала, что ты его друг.

Обида, прозвучавшая в голосе, подобна тому, как если бы ее бросили на раскаленные угли без защиты от обжигающего жара.

Это была долгая игра, он использовал меня как своего наемного убийцу и поставил прямо на место, чтобы распутать нити его жизни. Я сам снял видео прошлой осенью в его выпускном классе, пока следила за тем, чтобы все остальные соблюдали правила.

Покачав головой, она начинает расхаживать. — Знаешь, когда ты испортил мои оценки, я не так уж сильно переживала из-за этого. Оценки, планы на жизнь — это не было моей мечтой в первую очередь. Слухи, которые ты распускал, даже проникновение в студию йоги, чтобы напугать, я пережила. Шутка с машиной была отвратительной, но это просто ерунда. Это не причинило мне физического вреда, имею в виду, неважно, да? Ты пытался сломать всем этим, но мне должно было быть не все равно на эти вещи, чтобы это сработало. Меня больше задело, что ты так долго не разговаривал, а тусовался с ним, вот где твой вред окончательно меня добил.

Слыша, как она излагает мои ошибки, я выдыхаю остатки воздуха из комнаты.

— Я верил, что они невиновны, — выдохнула я, вытирая лицо. — Все, что сотворил, было ради них и моей сестры и не имело значения, что я должен был сделать.

Тут же хочу взять объяснение обратно, слова прозвучали неправильно и она не воспринимает мой защитный тон, останавливается и сужает взгляд. Я открываю рот, чтобы извиниться и объяснить получше, но она меня опережает.

— Знаешь, Холден действительно любил футбол и хотел продолжать играть. За весь год он ни разу не прикоснулся к игре, и не смотрел его тоже. Ты его совсем заебал. Он сказал мне, что счастлив, но это было тогда, когда он думал, что не заслужил возможность играть за школу, которую любил. — Ее рот сжимается от разочарования, и она вскидывает руку. — Как ты мог так поступить со своим лучшим другом? Понимаю, что нарушила свое обещание, и понимаю, почему ты ненавидишь моих родителей, но Холден? Он ни черта тебе не сделал, а ты разрушил его будущее как сопутствующий ущерб. Разве у тебя нет границ? Есть разница между невинными людьми и теми, кто, по твоему мнению, заслуживает страданий.

Чувство вины перебирает мои нервные окончания, я был готов на все — на что угодно, лишь бы отомстить. Холден не был невинным парнем. Он организовал тот бойцовский ринг и делал деньги, он отрывался по полной и вел разгульную жизнь, но не был частью этого и я мог бы пощадить его.

Мэйзи складывает руки на груди. Недоверие, промелькнувшее в ее взгляде, пронзает до глубины души и моя челюсть сжимается, даже когда сердце разрывается на тысячи трещин, чертова штука на грани взрыва.

Вот оно. Она должна была бежать от меня с самого первого момента, а теперь это происходит, она наконец-то видит правду — каким чудовищем я стал.

На этот раз я не могу преследовать ее и должен отпустить, если она этого хочет.

Я люблю ее, но я преследовал всех членов ее семьи и мы не можем уехать вместе в этот чертов закат с разрушительным результатом моих действий, лежащим между нашими ногами.

— Мне жаль.

Это грубовато, с зазубринами по краям, но что еще могу сказать? Ущерб был нанесен больше года назад.

Она долго смотрит на меня. — Хочу в это верить, я думаю, что это заставило меня понять что-то действительно важное. Я перешла от жизни по правилам моих родителей к жизни для кого-то другого и слишком увязла во всем этом, не хочу, чтобы кто-то контролировал меня. — Она отводит взгляд в сторону, не желая смотреть на меня, когда продолжает. — Мне нужно жить для себя.

Оорло сжимается. Черт. Все во мне бунтует, я не хочу терять ее. Не так. Никогда.

Признание в том, что чувствую к ней, вырывается на поверхность, но я проглатываю его обратно, я должен уважать ее выбор.

— Я никогда не хочу отнимать это у тебя, — бормочу. — Я не держу тебя здесь в плену.

На мгновение она выглядит такой потерянной, что это съедает изнутри. Моя упрямая, непокорная девочка провела слишком много лет под чужим контролем, и я сглатываю, горло работает, когда сокращаю расстояние между нами. Сожаление имеет кислый вкус, задерживаясь в глубине рта как напоминание обо всем, что я разрушил ради призраков, которые не заслуживали яростной преданности.

Мэйзи касается моего лица, и я закрываю глаза, глубоко вдыхая, чтобы навсегда запомнить ее сладкий, успокаивающий запах.

— Возьми мои ключи. — Она слегка вздохнула, услышав мое предложение. — Не хочу, чтобы ты чувствовала себя в затруднительном положении. Он твой до тех пор, пока он тебе нужен. Поезжай.

Через весь город, через всю страну, езжай куда хочешь, маленькая ромашка.

— Хорошо. — Она звучит так же расстроено, как и я. — Спасибо.

Ее прикосновение исчезает с моей щеки, и я уже скучаю. Мэйзи роется в кровати в поисках одежды, своей обуви. Ключи звенят по комнате, звук зловещий и окончательный.