Граффити любви (СИ) - Серена Никки Страница 60

Мы прошли в салон эконом-класса. Там было достаточно света, и теперь все пассажиры с замиранием сердца смотрели на нас.

— Разобрать нужно, — заключила я. Ник кивнул, едва взглянув мне в глаза. Сейчас его взгляд был напряженным, сосредоточенным.

— У кого-нибудь есть с собой инструменты? — поинтересовался Никита. Пассажиры засуетились.

— Ник, ты знаешь, как ее обезвредить? — не удержалась я от вопроса.

— Ну, теоретически, да, — я была удивлена этому, но сейчас опустилась на колени рядом с бомбой, а с другой стороны от убийственного механизма находился Ник.

Инструменты нам подали. Дальше был самый тяжелый час в нашей жизни. Учитель аккуратно разобрал механизм бомбы и теперь отсоединял нужные проводки. Ошибка могла стоить нам наших жизней, и никто в салоне самолета не мешал, даже дети плакать перестали. Я видела, что Ник все делает правильно. Тот факт, что самолет ужасно трясло, оптимизма не добавлял, но мы надеялись, что нам должно повезти.

«Никита, прошу, сделай это». Про себя молила я. Я так хотела теперь жить. Мне совершенно необходимо было выжить, чтобы рассказать ему о ребенке, чтобы увидеть Флоренцию и чтобы познакомиться со своими родственниками. Мне так хотелось сейчас, чтобы выжили все, кто уцелел в этом нелегком перелете. Было много детей. Некоторых из них убили.

Детский дом заставляет детей взрослеть раньше, а в такие моменты, как этот террористический акт, перезагрузка получается очень быстрой жестокой травмирующей навсегда психику и детей, и взрослых.

Неожиданно я услышала характерный щелчок, и монитор на механизме погас. Бомба была обезврежена, и мы услышали со всех сторон крики радости. Самолет еще трясло, но меньше. И шанс на то, что мы выживем, увеличивался с каждой секундой.

— Вот и все, Лучик? — выдохнул Никита. Его губ коснулась едва заметная улыбка, а в глазах читалось растерянность. Мы оба еще не осознали до конца, что все почти закончилось. — А ты говорила, что ты не везучая. Ты всех нас спасла сегодня, — улыбка Никиты была такой нежной, такой теплой и родной.

— Я, я люблю тебя, Никита, — только и смогла проговорить я и расплакалась. Вот теперь меня прорвало. Ник заключил меня в объятия и прижал к груди.

— Лучик, не плачь, ты молодец. Ты не представляешь, какая ты молодец. Ты смогла сделать то, на что я не смог решиться. Да и малейшего шанса не имел это сделать. Не надеялся, что нам вообще кто-то сможет помочь. Лучик, мой лучик, я люблю тебя больше всех на свете, слышишь? Таких как ты не бывает просто. А папу мы подлечим и самолет посадим. Все будет хорошо. Теперь все будет отлично. Я услышала голос Дакоты.

— Ребята, подъем. Доктор сказал, что вам нужно принять лекарства, как только вы закончите, а они тут обнимаются.

— Да-ккк-ота, я просто немного перенервничала, — меня била мелкая дрожь. Напряжение отпускало, уступая место чувствам, тем, которые пришлось задушить, чтобы был шанс выжить.

— Ну да, понимаю. Мы тут все немного взбодрились. Идем же к доктору. Я только сейчас почувствовала боль в плече, а до этого словно не замечала ее. Никита помог мне подняться, и мы пошли в сторону бизнес-класса.

Когда нам дали очередную порцию лекарств, было принято решение всех погибших перетащить именно в салон бизнес-класса, а остальные выжившие пассажиры прошли в эконом-класс. Так мой отец, которому достали пулю и туго перебинтовали грудную клетку, был в сознании, и доктор обещал, что все будет в порядке.

— Никита, нужно узнать, удалось ли пилоту связаться с диспетчерами.

— Я сейчас схожу и все узнаю, а ты оставайся здесь со своим отцом, хорошо.

— Может я с тобой, Ник?

— Лучиана, тебе нужен отдых, и ничего уже просто случиться не может.

— Уверен, хорошо, тогда я действительно побуду с папой.

Неожиданно, откуда не возьмись на колени Дакоты прыгнул Персик и протяжно так мяукнул.

— Да, Персик, и не говори. Слов нет, одни слюни и те матерные, — перевела Дакота с кошачьего. И не покормили, и чуть не убили, и в туалет не пускали. Ужасный сервис.

Через какое-то время тучи рассеялись. Самолет перестало трясти, и я увидела солнечный свет. Впервые в своей жизни я посмотрела в иллюминатор самолета.

— Вау, как красиво!!! — а потом я ощутила теплые руки на своих плечах. Ко мне подсел мой Никита.

— Снижаемся, — шепнул мой учитель, и я выдохнула. Мне неважно было куда, главное, что самолет идет на посадку, и все хорошо.

Глава 25. Махачкала…

Боинг шел на снижение, а ко мне вернулась тошнота, и стало так плохо. Очень мутило. Ник протянул мне бумажный плотный пакет.

— Ты плохо переносишь самолет, Пикассо? — отозвалась Катя.

— Да, именно так, — сейчас время было не подходящим, чтобы открывать правду, и я почувствовала себя лучше, когда воспользовалась пакетом и тут же отправилась в туалет. Уединившись, я отдышалась, вытерла лицо и руки влажными салфетками, а потом вернулась на место.

— Лучик, сядь я пристегну твой ремень безопасности, — ровным голосом проговорил Никита. Я бросила взгляд в сторону отца. Он мирно спал. Доктор погрузил отца в медикаментозный сон, чтобы он не страдал.

Борис сообщил диспетчерской службе о наличии на борту самолета большого количества погибших и пострадавших. Сейчас главное было благополучно приземлиться. Никита держал мою руку в своей и изучающе смотрел на мое лицо. Я отвернулась от иллюминатора.

— Где мы, Никита? Что это за место? — я увидела море и была восхищена увиденным. Бескрайние просторы морской глади, едва различимые волны. Морская пена искрилась на солнце, создавая волшебное, невообразимое зрелище.

— Махачкала, а это Каспийское море. Отозвалась только диспетчерская служба Махачкалы, — неожиданно самолет затрясло и в момент, когда шасси коснулось раскаленного асфальта, я увидела искры и поняла, что обычно это не так жестко происходит и во все глаза смотрела на колесо. Боинг постепенно начал замедляться, и наконец, скинул скорость и остановился.

Не знаю, какое было ощущение у остальных пассажиров этого рейса, у меня было четкое осознание, что я вернулась из преисподней в обычный мир. Вся моя жизнь словно разделилась на «до» и «после». Взглянув на Никиту, я поняла, что он примерно так же себя ощущает сейчас. Чего мы только не пережили вместе. Мне кажется, что все-таки я невезучая, как черная кошка, ведь слишком много потрясений выпало на наши головы за последние два месяца.

Оставшиеся в живых пассажиры начали хлопать в ладоши, в знак признательности