Развод. Бумерангом по самые я... (СИ) - Шевцова Каролина Страница 6

Я видела это лицо, напуганное и жалостное так часто, что почти не удивляюсь, когда вижу его снова. Лена шмыгает носом, трет глаза, отчего вокруг них расплываются темные круги.

- Карина, прости меня, пожалуйста.

- Угу, - равнодушно киваю я.

Со стороны я выгляжу как прежде. Невозмутимой и сильной. Будто ничего не поменялось. Со стороны даже не понятно, что только что у меня вырвали сердце.

- Кариночка, прости, пожалуйста! Мы не хотели, оно вышло случайно!

- Да нет, Лен. Нет таких случайностей, чтобы взрослые люди письками друг с другом терлись. Вы же не лбом стукнулись, ну или не знаю, в автобусной давке он тебя за жопу случайно потрогал. В такое могу поверить. А в твои слезы – нет. Не было ничего случайного, вы меня обманывали, долго и с удовольствием.

Говорю, а сама смотрю в стол. Не хочется поднимать глаза и видеть Лену. Потому что в памяти до сих пор образ напуганной, всеми брошенной девочки.

А теперь это его девочка. Его любимая девочка, ради которой он сам бросил и меня, и семью, и наших детей и даже Графа. Бедная псина в чем виновата?!

- Карина, я понимаю, что тебе больно, но выслушай меня.

- Зачем?

- Я хочу, чтобы ты поняла, мы правда любим друг друга.

- Мне от этого должно стать легче?

Не выдерживаю и вскидываю на Лену взгляд. Она все такая же, как и раньше. Ничего не изменилось! И от этого в сто раз больнее.

- Карина, мы долго сопротивлялись нашим чувствам, и поверь, всякий раз говорили о тебе, о том, как все сделать так, чтобы и тебе было хорошо.

- О, уволь, пожалуйста. Третьей в вашем дуэте я быть не собираюсь. Хорошо они мне сделать хотели! Лена, не трахаться с чужими мужьями, вот что хорошо! А то, что сделала ты, это очень, очень плохо!

- Я ни с кем не трахаюсь, Карина. Наши отношения не про это… Господи, да как ты не поймешь, что я не злая карикатурная любовница, я несчастная женщина, которую нужно пожалеть!

- О нет, тут меня увольте! Я тебя двадцать лет жалела. А надо было один раз отходить хворостиной по сраке, может и ума бы прибавилось.

Лена вытирает слезы, отчего тушь под глазами размазывается еще сильнее. Но даже так она выглядит как с модного показа. Модель с подиума. И я могу понять, что в ней нашел Лёня. А ей все это зачем?

Деньги? Так она ничего не получит. О чем я тотчас заявляю Резниковой.

- Лен, ты когда вечером будешь отмечать собственную победу, учти, что приз тебе достался без коробки и полагающихся лент. Иными словами после развода, мой супруг не увидит ни денег, ни бизнес, ничего, понимаешь?

- Карина, мне плевать на его деньги.

- Это сейчас, когда они у него есть. А через год не останется ничего, кроме проблем с желудком и дырой в кошельке. Вы жить на что собираетесь? Лёня работает в администрации. Зарплата у него не под твои аппетиты. Все деньги, которые у нас есть приносит мой бизнес. Мой, не наш. Ты это понимаешь?

- Я-то понимаю, а вот ты никак не можешь. – Лена гордо встает с кресла. Держит королевскую осанку, в то время когда я силой заставляю себя не горбиться. – Карина, я люблю Лёню. Без денег, без связей, без работы. Я просто его люблю, а он любит меня. Знаешь, может проблема не в нас? Может, Леня не выдержал, что все это время ты видела в нем не мужчину, а мешок с деньгами, раз давишь только на это? Тебе так нужны эти деньги? Забирай. Все забирай, только нас не трогай!

- Мне ничего не нужно забирать, Лена. Все и так мое!

Слишком громко, слишком пафосно, я делаю все… слишком. Господи, ну зачем вообще было ввязываться в этот разговор?! Чтобы что? Я проигрываю по всем фронтам. Она молодая – я старая. Она красотка – я на любителя. Она, видите ли, любит – я, что там, смотрю как на денежный мешок? Еще, судя по словам Лены, за каждую копейку буду судиться.

Но только и Лена и сам Владлен знают, что все эти копейки – мои. Когда мы начали встречаться ни у кого из нас ничего за душой не было. Голяк! У него комната в коммуналке. Съемная. У меня деньги от продажи мотоцикла – нашего совместно нажитого с первым мужем имущества.

Я даже про то, что у Казанского есть сын, узнала не сразу. Сам он не говорил, стеснялся. И возможности брать Тимку по выходным у него не было. Ну не в страшную коммуналку его вести? Зато когда мы переехали в двухкомнатную квартиру и сделали там ремонт, на пороге появилась и бывшая Лёнина жена и сын.

С Тимом я сразу нашла общий язык. Не потому что такая хорошая, а потому что у меня просто не было времени что-то с ним делить и как-то воспитывать. Я работала. Утром в школе, вечером разъезжала по ученикам. Потом, собрав все сбережения, открыла кабинет и пафосно назвала его языковой студией. Сама не знаю, то ли расположение, то ли чудо, но ко мне стали приходить люди. Тогда как раз начали сдавать ЕГЭ, и никто из коллег не знал, что это такое и с чем его едят. Я тоже не знала, но решила, что в процессе разберусь, и стала готовить выпускников к тестам. Подтянула Риту, она только переехала с мужем в столицу. Учеников стало еще больше, расширились и мы. Арендовали соседний кабинет, потом переехали в отдельное здание. Потом открыли второй филиал, наняли еще учителей. Все это, не прекращая основной работы в школе. Без перерыва на роды и декрет. После трех филиалов в Москве и одного в Питере, я решила объединить нас всех в частную школу.

Дорогую, и очень пафосную.

Здание для себя мы строили сами. Пришлось залезть во все кубышки, кредиты и долги, но уже к концу второго года я вышла в ноль. Тогда и у Лёни поперло. Его, наконец, заметили в администрации. А дальше… Именно благодаря Казанскому лет десять назад я выкупила убыточную парикмахерскую и сделала на ее основе сеть салонов красоты. И благодаря ему же пять лет назад организовала несколько точек с азиатским фастфудом, которые переросли в большой современный Фудмолл.

Все эти двадцать лет я работала как проклятая и делала это не для того, чтобы пришла молодая и восторженная дура, и стала затирать мне про любовь.

Люби, Лена. Но только таким, каким его полюбила и я: униженным после развода, закомплексованным, слабым, бедным.

Богатых и состоявшихся любить проще всего. Только вот грош цена такому чувству. Ты попробуй как я, по старинке, штопать носки натянутые на лампочку и проводить отпуск у свекрови в огороде.

Наверное, я улыбаюсь. Наверное, я делаю это слишком кровожадно. Потому что Лена пугается и шепчет:

- Карина, с тобой все хорошо?

- Все отлично.

- Тогда я пойду? Думаю, нам обеим нужно немного остыть, а завтра мы поговорим.

Перевожу удивленный взгляд на Лену. Та уже встала с места и очень по-деловому накинула ремешок сумки на плечо.

- А где ты собралась завтра со мной разговаривать?

- Не знаю… может здесь, может у меня в кабинете…

Вся поза Резниковой выражает недоумение.

- Лен, то есть ты всерьез думаешь, что после этого будешь работать здесь?

- А я… не буду?

- Конечно, нет. Ты сегодня же напишешь заявление по собственному желанию. А если нет, то я найду, как тебя уволить. И, клянусь, этот вариант тебе не понравится.

И снова дрожащий подбородок. И за секунду полные слез глаза:

- Карин, не надо. Ты же не такая! Ты же знаешь, что я хороший учитель, и я очень люблю своих детей!

Она почти плачет. Так что я сдерживаюсь и не разрешаю сказать себе очередную гадость, что детей у Лены нет, и может и не будет, учитывая возраст и болячки ее любимого. Зачем эти пляски на костях?

Встаю, беру телефон и сумку, иду к выходу.

Лена бежит следом, пытается за меня ухватиться, но подворачивает ногу и падает. Вскрикивает от боли, не может подняться.

- Карина, не уходи, пожалуйста! Не оставляй меня так!!!

Я вижу, что болит у нее по настоящему, но даже не двигаюсь в сторону распластавшейся Резниковой. Жалость, которую я еще испытываю к ней - не чувство, а инстинкт. Я привыкла жалеть и помогать Лене. И вот что получила в благодарность. Урок усвоен, так что дальше по жизни она идет сама, без меня.