Елена Озерова - Я иду к тебе Страница 59

— Ну как, все в порядке? — Света остановилась на пороге. — Я зашла пожелать спокойной ночи.

— Все в порядке, спасибо большое, — с благодарностью сказала Ника.

— Ну вот и отлично. Спи.

Света уже прикрыла за собой дверь, но Ника остановила ее:

— Послушай…

— Что?

— Я хотела тебя спросить… Ты Виктора давно знаешь?

— Давно… — Света наморщила лоб. — Погоди, сколько же я его знаю… Двадцать два года, а что?

— И его жену ты тоже знаешь?

— Жену? — удивилась Света. — Какую? Насколько я знаю, он уже пятнадцать лет как разведен.

Ника была обескуражена. Для чего же он тогда соврал? Может быть, Света что-то путает? А может быть… Может быть, он до сих пор любит свою бывшую жену, хотя и развелся с ней?

— А ты знала ее? — осторожно спросила Ника. — Ну, ту, на ком он был женат?

Света пожала плечами:

— Как тебе сказать… Вообще-то, он был женат на мне. Но это было очень давно, я с тех пор сильно изменилась. Ту кретинку, какой я была пятнадцать лет назад, я, теперешняя, не знаю и знать не хочу. А теперь спи.

5

Один поворот, другой, третий… Ника вытащила маленький плоский ключ из замочной скважины и вставила следующий, с широкой и плоской бородкой.

— Давай я помогу, — предложил Андрес, гляда на ее возню с замками.

— Да нет, у тебя же не получится. — Ника провернула ключ дважды. — У меня все-таки есть опыт. Я жила за этими запорами почти семь лет.

— Именно за этими? То-то ты с ними никак справиться не можешь, — поддразнил ее Андрес. — За семь лет могла бы и научиться.

— Дядя Павел регулярно меняет замки, — назидательно сказала Ника. — С этими я еще незнакома.

— Да уж, — посочувствовал Андрес. — У замков натура тонкая, они чужих рук не любят.

Наконец раздался долгожданный щелчок.

— Все? — поинтересовался Андрес.

— Остался последний этап. — Ника вытащила из двери гвоздь с круглой шляпкой. Под шляпкой оказалась потайная замочная скважина.

— Ого! Ну и крепость! — Андрес даже присвистнул. — Впрочем, понятно, когда за дверью такие ценности.

Последний этап был успешно преодолен. Андрес и Ника наконец оказались в квартире. На Нику повеяло знакомым запахом старинных вещей, «запахом истории», как называл это Старцев. Он всерьез считал, что картины, мебель, даже древние геммы и монеты сохранили в себе тепло и дыхание тех, кто их когда-то создал, и тех, через чьи руки они прошли за свою долгую жизнь. И это тепло и дыхание потихоньку отдают тому, кто сейчас ими владеет. Поэтому Павел Феликсович особенно любил античные камеи — самые древние миниатюры, созданные людьми. Некоторые из его камей датировались первым веком до новой эры, а одна — портрет царицы из династии Птолемеев — относилась к третьему веку. Тоже до новой эры, разумеется.

Ника провела Андреса в гостиную.

— Подожди меня тут, я соберу в спальне необходимые вещи.

И она удалилась, небрежно бросив связку с ключами на круглый стол орехового дерева.

В спальне Ника выдвинула нижний ящик старинного комода и опустилась перед ним на колени, словно что-то искала. Интересно, долго это — снимать с ключей слепки? Пара минут, наверное, не больше.

Она сделала все именно так, как они с Виктором условились. Сначала продемонстрировала Андресу секреты старцевских запоров, а потом оставила его с ключами наедине. Виктор настаивал, чтобы Андрес остался именно в гостиной, — пожалуйста, нет ничего проще! В гостиной так в гостиной.

Наверное, слепки с ключей действительно можно было снять довольно быстро. Через пару минут Андрес окликнул ее:

— Дорогая, ты скоро?

«Ага, — сообразила Ника, — дело сделано».

— Сейчас иду! — крикнула она. — Не могу найти одну вещь.

— Что такое? — Андрес вошел в спальню. — Тебе помочь?

— Куда-то запропастились льняные салфетки. Он просил привезти ему пару штук, чтобы накрыть тумбочку.

Ника продолжала копаться в комоде, а Андрес тем временем осматривал комнату. Он остановился перед большими напольными часами, стоявшими в углу.

— Какая красота!

Ника обернулась:

— Вторая половина девятнадцатого века. Германия.

— И они исправны? — Андрес осторожно открыл дверцу и потрогал большой круглый маятник.

— Угу.

— Тогда почему они не идут?

Ника наконец задвинула ящик и выпрямилась. В руке она сжимала ненужные салфетки.

— Идут. Только мы их не заводим.

— Почему? — изумился Андрес.

— Очень громко бьют. Каждые четверть часа, представляешь?

Ника сама себе удивлялась, как легко и непринужденно она разговаривает. Словно ничего не произошло, она с женихом приехала собрать вещи дяди, попавшего в больницу… Словно Андрес — не вор и обманщик, не хитрый негодяй, а тот, за кого Ника его принимала несколько дней назад.

— Что ты нахмурилась? — Андрес подошел к ней и тронул за плечо. — Беспокоишься о дяде Павле?

«Какой он ему дядя», — возмущенно подумала Ника, но возмущения постаралась не проявить. Наоборот, она согнала с лица озабоченное выражение и даже слегка улыбнулась.

— Чуть-чуть. Хотя в общем-то беспокоиться пока не о чем. В крайнем случае, ты не против, чтобы он жил с нами? Или мы с ним?

— Конечно, нет, любовь моя. А что сказал врач?

— Пока ничего. Он примет меня только сегодня, в четыре. Тогда и определимся, что делать дальше. Ты поедешь со мной в больницу или у тебя есть вечером дела?

— Конечно, поеду, — серьезно сказал Андрес. — Все мои дела подождут. Если позволишь, я и к врачу с тобой схожу.

«Надо же, какой заботливый!» Ника опять подавила свои чувства и улыбнулась:

— Мне будет только приятно.

— А дальше?

Света и Ника вдвоем сидели на кухне и пили чай. Ника только что приехала, продрогшая и усталая, — на улице разыгралась настоящая осенняя буря с ветром и дождем. Она грела руки о горячую чашку и рассказывала, что произошло сегодня днем.

— Дальше все шло как задумано. Мы вернулись в больницу, я отдала дяде Павлу сверток с вещами, поговорили о том о сем… А в четыре пошли беседовать с врачом.

— Андрес с тобой пошел?

— Конечно. — Ника вздохнула. — Он очень искренне изображал встревоженного жениха. Так искренне, даже странно…

— Ну и что сказал врач?

Ника чуть оживилась:

— Вообще-то это было смешно, если смотреть со стороны и знать подоплеку. Мы сидели втроем с озабоченными лицами и все трое врали напропалую. Я давно знаю Евгения Марковича, он за дядей Павлом наблюдает лет пятнадцать, уже даже не лечащий врач, а старый друг. И меня он давным-давно знает. А тут напустил важность, сделал вид, что видит меня второй раз в жизни, и стал выговаривать, что я плохая родственница, если позволяю старику в таком состоянии жить одному.