Я держу тебя - Стейси Уильямс Страница 58

Я выключаю будильник, замечая время. Дерьмо. Уже поздно. Я переворачиваюсь на бок и похлопываю его по спине, потом моя рука скользит по его шее, уху, затем по волосам.

— Что ты делаешь? — скулит он. Шейн только что скулил, как маленький мальчик. Я подавляю смех.

— Пытаюсь найти твой лоб. Ты горишь.

— Я чувствую себя ужасно. Всё болит. Пожалуйста, перестань прикасаться ко мне, — ворчит он.

Я поворачиваюсь, чтобы встать с кровати, но его большая рука тянется и хватает меня за руку.

— Не уходи.

Я замираю. Видеть Шейна таким, даже если я не могу его видеть, — это совершенно непривычно. Я не совсем понимаю, что происходит, но мне вроде как нравится нуждающийся Шейн.

— Мне нужно разбудить детей и подготовить их к школе. Уже поздно, но нам нужно измерить твою температуру.

Он отпускает меня, и я поднимаюсь с кровати, чтобы взять термометр из ванной. Я освещаю свой путь фонариком и провожу им по его лбу.

— Я вернусь с тайленолом и водой.

Он хмыкает, и я принимаю это как согласие.

На кухне я, к счастью, слышу, как мальчики поднимаются. Я достаю корзину с лекарствами из холодильника и нахожу то, что мне нужно, прежде чем вернуться в спальню. Я заставляю его сидеть ровно достаточно долго, чтобы проглотить таблетки и запить небольшим количеством воды, а затем он снова ложится.

Я оставляю его в покое, пока кормлю детей и провожаю их за дверь. Каким — то чудом Гвен приходит пораньше и успевает подготовить Лив к детскому саду, чтобы я могла проведать Шейна и пойти на занятия.

В нашей комнате я снова измеряю ему температуру, и он шевелится, слегка приоткрывая глаза. Температура спала.

— Мне холодно. Вернись и ляг рядом со мной, — невнятно произносит он.

О, боже, обниматься с этим парнем — это моё любимое занятие, и теперь мне даже не нужно притворяться. Но сезон стартовал, и мне приходится вести дурацкий урок.

— У меня занятия, — я очень стараюсь, чтобы голос не звучал разочарованно. — Я проверю тебя, когда вернусь. Я поставила будильник на твоём телефоне, когда придет время принять аспирин, так что обязательно прими его.

Я провожу рукой по его лбу, и он хватает её.

— Не уходи.

Я смеюсь.

— Это моя кровать. Я вернусь.

Он выглядит таким жалким и беззащитным. Я не могу представить, каково ему было расти и болеть, когда за ним, вероятно, некому было ухаживать. От этого мне ещё больше хочется забраться обратно к нему в постель.

— Я вернусь, — снова обещаю я, и он отпускает мою руку.

Я мечусь по комнате, переодеваясь и пытаясь вовремя выйти за дверь. Я бросаю на него последний взгляд, прежде чем выйти, и вижу, что он мирно спит.

Найдя кого — нибудь, кто мог бы подменить меня на последнем занятии, я возвращаюсь и нахожу Шейна полуобнаженным, лежащим на животе, а одеяло и простыня небрежно сброшены на пол. Я задерживаюсь на секунду, чтобы рассмотреть его скульптурную спину. Никаких изъянов. Никаких татуировок. Просто красивая кожа с таким… множеством… мышц. У него, наверное, на спине больше мышц, чем у меня во всем теле.

Он кашляет, разрушая чары, поэтому я подхожу к краю кровати, чтобы пощупать его лоб. Я запускаю пальцы в его короткие темные волосы, и он стонет.

— Ты вернулась, — его низкий голос звучит ещё тише, и я не пропускаю его удивления, как будто он не ожидал, что я это сделаю.

— Я нашла замену, чтобы вернуться и проведать тебя.

Он поворачивает голову в сторону, и я касаюсь его лба тыльной стороной ладони. Он прохладнее, чем сегодня утром.

— Тебе нужно на тренировку. Ты сможешь прийти или мне позвонить тренеру Кавано? — спрашиваю я, оставляя свою руку на его голове.

— Сколько у меня времени?

Я проверяю свой телефон.

— Пара часов.

Он переворачивается, обнажая грудь.

— Боже мой, — говорю я вслух, не сдерживаясь.

— Что? Что случилось? — рычит Шейн.

— Ничего, — я задыхаюсь, пытаясь не рассмеяться в истерике. Тело Шейна точеное с головы до пят. Это нелепо, и мне приходится спать рядом с ним каждую ночь, точно зная, что скрывается под всем этим мягким хлопком.

— У меня есть час, чтобы ты притворилась, что не прижимаешься ко мне, — он говорит это так, словно делает мне одолжение, но я ни за что не прижмусь к его обнаженной груди.

Я хочу. О, я действительно хочу, но это слишком заманчиво, если добавить к этому его очевидную болезненную нуждаемость, то мы получим рецепт катастрофы. Шейн хочет простого. Платонического. Беспрепятственного. Я вроде как хочу все перемешать и посмотреть, что получится, но только не тогда, когда Шейн явно не в своём уме.

— Как насчет того, чтобы поспать ещё немного? Я приготовлю тебе что — нибудь поесть и скоро разбужу.

— Нет. Останься здесь. Поговори со мной, — он говорит это так тихо, словно стесняется. Как, чёрт возьми, я мог сказать нет?

Я делаю вдох, чувствуя себя так, словно пересекаю свою собственную черту. Черту, за которую, как только я её переступлю, начнут формироваться чувства, которые, я знаю, будут односторонними. У Шейна есть целая непроницаемая стена из шлакоблоков где — то далеко в море, но больной Шейн, кажется, плывет близко к берегу. Мне это нравится. Мне это очень нравится, но я знаю, что это ненадолго.

Я забираюсь на кровать и сажусь рядом с ним. Он кладет свою большую руку мне на ноги и притягивает ближе, зарываясь лицом в моё бедро. Я провожу пальцами по его волосам, чувствуя, как он расслабляется. Я молчу, надеясь, что он снова заснет.

Я почти уверена, что мозг Шейна постоянно работает со скоростью сто миль в минуту. Глядя на него сейчас, на его мягкие и нежные черты, я не могу не видеть маленького мальчика, у которого никого не было. Я позволяю своим пальцам перебирать его волосы, надеясь успокоить его и дать ему то, что он, вероятно, редко получал раньше, если вообще когда — либо получал. Утешение.

Я хочу обнять его и дать ему понять, что он в безопасности, потому что большая часть меня думает, что он никогда раньше этого не чувствовал. Надеюсь, то, что он попросил меня остаться, и я сижу здесь, —