Правило Диксона - Эль Кеннеди Страница 55

Я изо всех сил стараюсь игнорировать неприятное чувство, вызванное моим признанием. Я ненавижу признаваться в слабости или показывать уязвимость, особенно перед кем-то вроде Шейна, который происходит из обеспеченной семьи. Не то чтобы я жила в бедности. Я получила большое наследство в виде этой квартиры, и да, я могла бы продать её, как Томас продал другое инвестиционное имущество тёти Дженнифер, и взять деньги. Но мне нравится иметь дом. Что-то, что принадлежит мне. Деньги легко потратить, но квартира — это навсегда. Она может быть долгосрочной инвестицией.

— Так что да, я могу обойтись без этого. Запостить что-то из соло, когда репетирую одна. Но контент с Кенджи сделал настоящую сенсацию. — Я бросаю на него взгляд полный надежды. — Если это поможет, я разделю с тобой любую выручку от рекламы. Это не много, но…

— Нет, — перебивает Шейн. — Мне это вообще не нужно. Ладно, снимай нас. Но я хочу одобрить всё, что ты выкладываешь, чтобы я не выглядел как полный идиот. Я не доверяю твоему монтажу.

Он прав. Я определенно дала бы ему образ идиота. Я скрываю улыбку и настраиваю оборудование.

— Хорошо. — Я подхожу к нему. — Наш основной ритм — медленно, быстро-быстро, медленно, быстро-быстро.

— Это достаточно просто.

— Не будь самоуверенным. Ча-ча-ча — это всё о ритме. Один неправильный шаг, и всё испорчено.

— Но без давления.

— Наша начальная позиция — лицом друг к другу, и единственный шаг, который тебе нужно знать сейчас, — это шаг шассе. Начни с того, что твой вес на левой ноге. Левая нога, Линдли!

— Прости, я смотрел на твою ногу.

Я направляю его руки — правая на моей лопатке, левая в моей правой руке. У него большие руки, вероятно, из-за двухфутового члена. Когда мы медленно проходим через шаги, меня охватывает жар, и я понимаю, что это не от тёплого ветерка, обвивающего наши тела. Мне действительно нужно перестать думать о его пенисе.

Обычно я люблю ча-ча-ча. Это быстрый и живой танец, который заставляет меня чувствовать себя ребёнком. Но выражение лица Шейна далеко от радостного.

— Это должен быть весёлый танец! — Я укоряю его. — Ты выглядишь так, будто находишься в тюремном лагере и танцуешь для своих захватчиков. Улыбнись.

Он обнажает зубы.

Я почти падаю от смеха, что опять сбивает наш ритм.

— Прости, давай начнем сначала. И перестань смотреть на свои ноги. Мы должны поддерживать зрительный контакт всё время. Это наш способ общения. Смотри на меня, а не на свои ноги.

— Но тогда как я буду знать, что они делают то, что должны делать! — Он звучит взволнованно, его лоб сморщен от разочарования.

— Готов? — Я снова включаю музыку и начинаю считать. — Медленный шаг вправо, быстро-быстро влево. Медленно, быстро-быстро, медленно, быстро-быстро. — Я вскрикиваю, когда Шейн почти раздавливает мои пальцы в кроссовках. — Ладно, стоп. Это было совсем не так. Нам нужно поработать над нашим таймингом. — Я вздыхаю, потому что это будет самая сложная часть — делать это синхронно. — Твои быстрые шаги должны быть быстрее.

Он стонет. — Это худшее, что я когда-либо испытывал в своей жизни. — Он поворачивается к камере. — Не судите меня.

— Нет, у нас получится, — я уверяю его. — Доверься мне.

Хотя его шаги стали лучше в следующий раз, его тело остаётся таким же напряжённым, как кирпичная стена.

— Ча-ча-ча — это всё о бёдрах. Каждый шаг, вращай бёдра. Вот так. — Я показываю ему.

— Я не буду так делать.

— Будешь.

— Нет.

— Просто немного больше движения бёдрами, — я ободряю. — Ты сможешь.

Он рычит на меня. — Я хоккеист. Мои бёдра так не двигаются.

— Уверяю тебя, двигаются.

Я кладу руки на его талию, затем перемещаю их к его ягодицам.

— Диксон, — он говорит с улыбкой. — Что ты делаешь?

— Всё дело в ягодицах и мышцах. Обещаю. Можно я потрогаю твою задницу?

— Очевидно.

Я сдвигаю руки вниз, чтобы обхватить его ягодицы. Боже. Это самые плотные и мускулистые ягодицы, которые я когда-либо чувствовала. Я встречалась с атлетами раньше, но задница Шейна — это что-то особенное.

— У тебя задница как у мраморной статуи, — я удивляюсь.

Он ухмыляется. — Я знаю.

— Ладно, не хочу быть грубой, — я оглядываюсь через плечо на камеру, —заткните уши вашим детям, люди. Но танцы — это, по сути, вертикальный секс. Ты слишком напряжён, Линдли. Тебе нужно двигать бёдрами, как если бы мы... ну ты понял.

Его глаза загораются. — Ты предлагаешь мне вертикально трахнуть тебя?

— Шейн, — я предупреждаю его. Я слегка хлопаю его по ягодицам. — Давай, повторим этот шаг.

— Пока ты сжимаешь мою задницу?

— Да, доверься мне. Я смогу показать тебе, как расслабить бёдра.

— Это звучит как сюжет для действительно плохой порнографической сцены.

— Тебе бы хотелось.

После того как я снова начинаю считать, Шейн толкает бёдра так, будто пытается пробиться через моё тело. Это вызывает у меня волну смеха.

— Нет, ты должен вращать бёдрами. — Я сжимаю боковые части его ягодиц. —Здесь. Двигайся отсюда.

Мы пробуем снова, и на этот раз его движения становятся чуть более свободными и менее порнографическими.

— Видишь? Ты чувствуешь разницу, да?

Громкий голос прерывает наш момент прогресса. — Что это значит?

Я оборачиваюсь и вижу, как наша соседка Карла идет к нам. — О, привет, Карла. Мы репетируем для танцевального конкурса.

Она скрещивает руки на груди, прикрытой цветочным шелковым блузоном. —Разве одно из требований — трогать друг друга за задницу?

— Нет, но так веселее, — говорит Шейн, подмигивая ей.

Мои руки отпадают от упомянутого места. — Извините. Да, понимаю, как это выглядит. Я борюсь с смехом, предлагая раздраженной Карле успокаивающую улыбку. — Обещаю, что мы не занимаемся неприличными вещами.

— Лучше бы