Синдром отмены (СИ) - Ронис Александра Страница 50

Она ждала его каждый день: утром, днем и вечером. Сквозь треснутое окно палаты изучила вдоль и поперек дорожку, ведущую от ограды больницы до входа, могла без часов сказать, когда ожидался наплыв посетителей. Чувство вины обострилось настолько, что давило уже физически, и Аня желала лишь одного — попросить у Димы прощения. Страшнее и хуже, чем сейчас, ей уже не будет. Пусть он кричит, пусть ругает ее, пусть винит ее во всем, и он будет прав. Она все готова выслушать, со всем согласиться. Лишь бы он дал ей шанс попросить прощения. Лишь бы быть прощенной им. Но главное — рассказать ему, как много он для нее значит. На самом дне ее отчаяния еще теплилась надежда, но вскоре и она рухнула.

Несколько дней спустя Калинин привез сумку с ее вещами. В палату к ней не зашел, передал через медсестру. И тогда Аня поняла, что просто умрет, если его не увидит. Улучив момент, она переоделась в первые попавшие под руку вещи и, сделав вид, что хочет погулять на свежем воздухе в больничном сквере, просто сбежала. Стоило оказаться за оградой, как ноги сами понесли ее в отдел «Хорошево».

Машина Калинина находилась на территории ОВД, значит, и он сам был на работе. Аня еще продумывала, что скажет ему, полагая, что у нее есть время собраться с духом, пока дойдет до его кабинета, однако ошиблась. Калинин стоял перед входом в отдел, разговаривая по телефону. Увидев его, она остановилась как вкопанная посреди двора и всеми силами пыталась унять бешено колотящееся сердце.

Увидев ее, майор тут же свернул разговор и, поспешно запихав мобильный в карман брюк, ринулся к ней. Быстро оглянувшись по сторонам, он бесцеремонно схватил ее за предплечье и потащил подальше от здания отдела, в глубь двора.

— Что ты здесь делаешь? — в его голосе звучало явное недовольство. — Зачем ты сюда пришла?

Он стоял напротив нее — мужественный, красивый в форменной одежде, со звездами на погонах, и совершенно чужой. Смотрел и хмурился так сильно, что меж бровей залегла глубокая складка.

— Прости меня. Прости за то, что я сделала, — собравшись с последними силами, дрожащим голосом выдавила Аня. —  Я думала, что так будет правильно.

Она сделала шаг, сократив расстояние между ними, невольно потянулась к его плечам. Хотела прижаться к нему, но не решилась. Так и стояла, вцепившись в ткань его рубашки.

— У каждого своя правда, — один за другим Калинин разжал ее пальцы и, высвободившись из ее рук, отошел немного в сторону.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Ты простишь меня? Дима, пожалуйста… — почти прошептала она, проклиная себя за слабость и ничтожность, и добавила как можно решительнее: — Я во всем признаюсь, в том, что это я убила, из твоего оружия! Я во всем признаюсь, напишу заявление …

Он даже не дал ей договорить.

— Не надо! Ни в чем! Признаваться! — процедил он сквозь зубы. — Забудь обо всем, что произошло! Живи дальше своей жизнью! Жилье у тебя теперь есть. Квартира твоя.

— Какая квартира? — растерялась Аня.

— Документы в сумке посмотри! — резко ответил Калинин. — Через месяц получишь документы на свою долю, а через полгода сможешь оформить на себя всю квартиру. Все, иди! — не попрощавшись, он направился обратно в отдел.  

— Подожди… Мне нужно тебе сказать… — Аня никак не могла подобрать нужных слов, чтобы сообщить главную новость. Семенила позади него, запиналась и заплеталась в шагах и словах.

Но майор не хотел ее слушать. Он и остановился-то только после того, как она преградила ему путь.

— Аня, хватит, все уже сказано, — произнес Калинин очень тихо, даже как-то обреченно.

— Дима, пожалуйста, выслушай меня, — у нее словно враз закончились силы, на глаза навернулись слезы.

— Мне нужно работать, — он отвел взгляд в сторону, тихо произнес: — пока еще работается, — а потом громче адресованное ей: — Уходи.

— Нам нужно поговорить. Пожалуйста, позволь мне все объяснить… — на секунду внутри нее все замерло в ожидании отказа.

— Хорошо, — поспешно кивнул майор, стараясь не смотреть в ее сторону. — Я приду, и мы поговорим.

— Ты, правда, придешь? — уточнила Аня, не отрывая от него взгляда.

— Да-да, — он снова покосился на здание, — а сейчас извини, мне надо идти.

Она снова потянулась к нему, поймала за руку, понимая при этом, насколько жалко и нелепо выглядит. Калинин впервые за все время разговора, надолго задержал на ней взгляд, после чего высвободил руку и ушел. Аня смотрела ему вслед и все ждала, что он остановится, оглянется, вернется. Но он твердым шагом удалялся в сторону главного входа и вскоре скрылся в дверях.

Аня вернулась в больницу, где ее побега, к счастью, никто не заметил, гораздо внимательнее присмотрелась к содержимому сумки. Телефон, паспорт, ключи. В пластиковой папке для бумаг лежали копии документов, согласно которым она… купила долю в квартире матери, принадлежащую, видимо, соседу, а также акт приема-передачи. Как так? Также прилагалась записка с напоминанием, что ей нужно явиться в МФЦ в следующем месяце. Все это было очень странно…      

Через день ее выписали. Несмотря на то, что идти на квартиру матери не хотелось, деваться было некуда. К тому же, ее гнала туда уверенность, что когда Дима придет, то придет именно туда. Своеобразное место встречи с ним, оттого и отторжения сильного не было.   

Аня открыла дверь своим ключом и зашла в квартиру, откуда еще совсем недавно ее выгонял сосед матери. Немного постояла на пороге, прислушиваясь. Мертвая тишина. Поставив сумку с вещами на пол, Аня прошлась по квартире. Изменения в обстановке она заметила сразу.

В прошлые разы, когда она здесь была, квартира выглядела плачевно, а запах стоял просто отвратный. Сейчас же перемены были просто поразительные. Кто-то потрудился на славу, сделав здесь хороший ремонт — на стенах поклеены свежие обои, потолки побелены, на пол положен ламинат, старые окна заменены на пластиковые, и даже мебель поменяли на новую, еще приятно пахнувшую деревом. На столе в кухне она нашла белый канцелярский конверт. Чуть помедлив, Аня его открыла и увидела аккуратно сложенные в стопку денежные купюры. Их было очень много. Сердце тревожно заныло — Дима не придет! Это его прощальный подарок ей.   

Она гнала эти мысли прочь и первое время занималась лишь тем, что с утра до вечера сидела возле окна, высматривая знакомую фигуру, боялась выйти из дома, чтобы не пропустить приход Калинина. Но дни шли, а он все не появлялся. Она все ждала и ждала…

Ожидание затягивалось, а жизнь, между тем, продолжалась. Нужно было вставать на учет в женской консультации, доучиваться в колледже. Мобильник Аня везде таскала с собой, постоянно проверяя, нет ли пропущенных звонков. Но телефон молчал, а первой звонить Диме она не решалась. Сначала успокаивала себя тем, что ему нужно время, чтобы все обдумать и успокоиться, потом старалась и вовсе не думать об этом — становилось плохо и муторно на душе, что для ребенка вредно.

Однажды вечером, по привычке включив телевизор для фона (не так чувствовалось собственное одиночество), Аня сидела у окна. Шел новостной репортаж. Неожиданно до боли знакомая фамилия резанула слух — диктор на фоне сменяющихся кадров повествовала о том, как отважный полковник полиции геройски спас ребенка, не пожалев себя. Самоотверженно бросился на проезжую часть, вытащил малыша буквально из-под колес мчавшегося автомобиля, в результате чего сам получил серьезные травмы и некоторое время даже пробыл в коме. Но теперь бравый служитель порядка вышел из больницы, получил государственную награду и был с почетом отправлен на пенсию, на заслуженный отдых.

Аня смотрела на мужчину в полицейской форме, принимавшего грамоту, и больше ничего не чувствовала. Не было ни ненависти, ни желания расквитаться с ним. Ничего. Наоборот, поймала себя на том, что стало немного легче. Все эти месяцы на душе лежал тяжелый камень. Не думала она, когда шла на преступление, что чувство вины будет таким острым, непроходящим даже со временем. Она — убийца. Убийца, которой нет прощения. Хотела наказать их, но в первую очередь наказала себя саму. Разрушила то счастливое будущее, которое у нее могло быть с Димой.