Брижитт Бро - Во имя любви к воину Страница 46

Жизнь на этой горной вершине не всегда была спокойной. В прошлом году племени пришлось взяться за оружие и воевать с пакистанцами, которые пытались захватить земли выше в горах и отодвинуть границу, разделяющую Пакистан и Афганистан. Пакистанцы, раздосадованные неожиданным отпором, сообщили американцам ложную информацию о том, что якобы в деревне получили убежище члены Аль-Каиды и талибы. Конечно, они надеялись, что американцы разбомбят кухихейлов. Один из старейшин рассказал мне, что этого удалось избежать только благодаря репутации Шахзады, который боролся с Аль-Каидой и фундаменталистами в течение шести долгих лет.

На этой земле ничего не росло без воды. Я знала, что у них ничего нет, все их богатство — лишь несколько лошадей. Однако они зарезали барана в нашу честь.

Когда мы собирались уезжать, тот врач, что говорил со мной, «от лица жителей деревни» вручил мне большой пакет. Я осторожно открыла его. В нем было тяжелое вискозное полотно, имитирующее велюр, которое могло служить отличной накидкой от ветра. Не сомневаюсь, что кто-то из жителей пожертвовал им ради меня. Я, растроганная, закрыла глаза. Я не представляла, каким образом эти гостеприимные, добрые люди могли превращаться в бездушных бойцов, но знала, что это возможно.

В машине Шахзада подвел итоги нашего визита в своей язвительной манере: «Вам повезло. Их прадеды резали горло неверным».

Но у нас остались самые лучшие воспоминания.

Глава 12

Бастионы

Шахзада владел участком на скалистом плато в Гуште, стране момандов. Невысокая горная гряда, меняющая цвет, охраняла плато от ветров. К востоку была видна глинобитная деревня, которая, казалось, родилась вместе с холмом, к которому приникла, — настолько она растворялась в нем. Будто оазис посреди пустыни. У подножия — тоненькие деревья. Пастух гнал небольшое стадо бычков и коз; виднелись силуэты женщин в ярких одеждах, с тюками на головах. Из-за оптического обмана они, казалось, плыли над нежно-зеленоватым озером. Но это были всего лишь посевы пшеницы, мимо которых они двигались своей королевской походкой. Пейзаж искажался и дрожал от зноя. Мы наблюдали его с участка, который Шахзада недавно приобрел.

Он решил построить здесь дом для всей своей семьи. Под семьей он подразумевал Кути, их общих детей, племянников и — меня. «Когда дом будет закончен, ты приедешь ко мне», — пообещал он. Закончится бесконечное снование между Джелалабадом, Кабулом и его деревней. Он страдал от этого так же, как и я. Мы будем вместе. «Все праздники ты будешь проводить с нами и везде будешь ездить со мной». В деревне родные регулярно справлялись обо мне. «Почему она больше к нам не приезжает?» — спрашивали они. В этом я усматривала признак того, что они готовы принять меня в семью. Увы, несколько месяцев назад пакистанцы аннексировали эти зоны у афганских племен, запретив иностранцам оставаться там на ночь. Так что въезд в деревню мне был запрещен.

Шахзада не терял времени. За эти несколько месяцев он возвел стену длиной в несколько сотен метров, положив начало укрепленному замку. «Кала» у пуштунов означает крепость в средневековом стиле, способную разместить до сотни людей — от главы клана до слуг. Эта же крепость будет в два раза больше обычной. Презрев всякие экологические нормы, Шахзада взорвал горную скалу, и теперь ее блоки, распиленные и обработанные, сложились во впечатляющую стену, высотой минимум три метра. А оставшиеся три метра, объявил он, будут построены из бетона. Что? Бетон на этой восхитительной скале?! Я яростно запротестовала. Бог с ней, с природой, ее охраной и экосистемой — я добилась, чтобы стена была целиком из камня.

Внутри была лишь груда камней и солома. На земле был выстроен лабиринт, высотой всего в несколько сантиметров, который обозначал расположение будущих комнат. Шахзада провел меня на середину этих гигантских «классиков». Тут он планировал зеленый сад, здесь — большую комнату, самую просторную, «нашу комнату, для тебя, Брижитт», сказал он мне на нашем языке. Я вздрогнула. Согласно его планам, моя комната будет рядом с комнатой его жены. Я сказала ему об этом. Было ясно, что наша совместная жизнь никогда не будет уединенной.

Другая половина этого маленького королевства будет превращена в дом для гостей на сто пятьдесят человек — вождь момандов предоставлял им стол и кров.

Конечно, этот дом заставит о себе говорить. Слишком большой, слишком красивый. Откуда у него столько денег, спросят люди. Несмотря на внешний лоск, Шахзада не был богатым человеком, совсем наоборот. Поэтому работы будут продвигаться в зависимости от наличия средств, не одним махом. Двоюродные братья советовали ему обогащаться, пользуясь своим социальным положением, но он качал головой: «Я не хочу быть богатым. У меня есть все необходимое, мне больше ничего не надо, я счастлив и так. Деньги отдаляют от реальности, а я хочу понимать тех, кто беднее меня». Я любила его и за это тоже. Я была ему глубоко благодарна за то, что он был тем, кем был.

Он вывел меня из стен крепости. Охрана, отдыхающая на соломе под лучами нежного солнца, резко вскочила при нашем появлении и заняла свою позицию у машин, работающих вхолостую. Я присела на катт[24]. Поднялся теплый ветерок, он играл с моим платком, дул, свистел. Больше ни звука, разве что легкое позвякивание стаканов, которые мыл в тазике паренек, чтобы подать нам чай. А где-то совсем вдалеке — звук колокольчика на шее какой-нибудь козочки.

Перед нами были бескрайние просторы. Они простирались до горизонта. Взгляду было не за что зацепиться, разве только за редкие деревья вдали, возомнившие себя леском. Здесь в маленьком доме жили родители Шахзады. Позже его брат прятался тут от русских, поэтому дом разбомбили. Во времена другой кровавой страницы истории этой страны сторонники Хекматияра, тогдашнего врага Шахзады, сожгли то, что осталось от их дома.

Я поняла, почему Шахзада решил построить дом на этом плато. «Потому что здесь прохладно летом и тепло зимой», — пояснил он. Но это не так. Важно не забывать. Важно дать понять погибшим, что ни русские, ни Гульбеддин Хекматияр не смогли завладеть этой землей. Оставшийся в живых член клана возвращался, чтобы связать прошлое и будущее, чтобы не прерывалась связь поколений именно в том месте, откуда их никто не должен был прогнать. Потому что теперь главой семьи был он. Его отец умер несколько месяцев назад, и так внезапно, что пошли слухи об отравлении. Кала, обращенная к прошлому, обретала еще более внушительные размеры.

Несмотря на расстояние, у нас с Кути понемногу завязывались дружеские отношения, в которых Шахзада был посредником. Из каждой поездки он привозил послания одной для другой. В первое время он, казалось, был рад видеть, что обе жены ладят между собой. Теперь же я чувствовала, что он обеспокоен. Я тайком посмеивалась, угадывая причину его беспокойства: что, если нам однажды придет в голову идея объединиться, чтобы сделать его жизнь невыносимой? У нас же с Кути были свои опасения. Мы находили его слишком обольстительным и опасались взглядов других женщин, особенно когда он надевал свой вышитый лунги[25], безупречно обмотанный вокруг головы. «Не носи его слишком часто», — умоляла Кути. Она тоже с нетерпением ждала постройки нового дома и просила мужа сделать его красивым: «Чтобы Брижитт проводила много времени с нами. Для меня она — часть семьи».