Хрупкая связь - Ольга Джокер Страница 46

Не знаю, предупредил ли Аслан Сабину, что не приедет ночевать, но после первого бокала, который я залпом выпиваю за готовкой, мне становится на это плевать. Не только на это, но и на всё остальное: ошибки, прорывающуюся стервозность, эгоизм и полное отсутствие женской солидарности.

Эта дружба с самого начала была обречена. Не потому, что я не умею дружить, а потому что в наших отношениях слишком много пунктов, с которыми невозможно смириться.

— Ты что-то подсыпал собаке? — указываю на мирно лежащую на ковре Луну, которая перегородила проход из кухни.

— Нет, почему?

— Она стала вести себя тише. Смирилась с тем, что сегодня вместо хозяйки другая? Или ещё будет меня тиранить?

Аслан достаёт охлаждённую бутылку из холодильника и направляется к столу с закусками. У нас два бокала. Пить планирую не только я. Но почему-то к Аслану у меня нет тех претензий, что были к Владу.

Видимо, потому что пока он проявляет себя более собранным родителем. Это мой муж засыпал рядом с маленьким ребёнком, не слыша ни плача, ни истерик из-за лишней дозы алкоголя. Это он чуть не пропустил момент, когда Ами в новорожденном возрасте срыгнула и едва не захлебнулась, пока я просила его присмотреть за ней.

И почему-то я верю, что Аслан никогда бы так опрометчиво не поступил. В нём с самого детства была ответственность. Иногда кажется, что она заложена в его базовых настройках, а не выработалась со временем.

— Она не тиранит, — поясняет Аслан, устраиваясь в кресле и широко поставив ноги. — Луна хочет от тебя больше ласки.

— Хм-м. Ласки? Я думала, она хочет меня выгнать.

— Ласки, да.

Прежде чем начать вечер, я присаживаюсь рядом с собакой и, как это делал хозяин, чешу её за ушком.

Ретривер непонимающе смотрит, слегка приподняв голову с пола. Нюхает руку, тычется носом в ладонь. Когда шершавый язык касается моей кожи, я признаю — кажется, мы помирились.

Зацепив ногой мужское колено, я переступаю через Луну и плюхаюсь в своё кресло. Аслан как раз наполняет бокал белым вином. Один протягивает мне, второй оставляет себе, делая лишь пару-тройку глотков. Слегка откинув голову на спинку, он наблюдает, как я подношу бокал к губам.

— Как тебе вино?

— Мне подошло бы любое.

— Я не знаю, какое ты обычно пьёшь, — Аслан пожимает плечами.

— Сегодня правда любое. Это вроде ничего…

— Сложный день?

Мы смотрим друг другу в глаза, не моргая. У нашего напряжения особая атмосфера, которая отзывается внутри лёгкой вибрацией.

Когда алкоголь согревает тело, на щеках ярко проступает румянец, а по венам разливается долгожданное расслабление.

В голове больше нет ни одной связной мысли.

Ни единой, чёрт возьми…

Звук телевизора работает фоном, а потрескивающие дрова в электрическом камине отражаются на лице Аслана танцующими бликами. Я рассматриваю их с интересом, словно в них можно прочитать что-то важное.

Это что-то из прошлого — возможность сидеть на расстоянии вытянутой руки, молчать, разговаривать и напрочь отключать мозги, потому что с Тахаевым не нужно казаться сильной, дерзкой и независимой.

С ним вообще никогда не нужно было казаться. Потому что он принимал меня любой.

Зато теперь я точно знаю, что это была любовь. Самая настоящая. Трогательная, щемящая и хрупкая. Сейчас она трансформировалась во что-то другое, потому что у этой любви осталось незабываемое продолжение.

— Можно сказать и так, — отвечаю, прокручивая в руке тонкую ножку бокала. — Не думаю, что у тебя легче, судя по разрывающемуся телефону.

— Он уже не разрывается.

— Выключил?

— Нет, — усмехается Аслан. — Урегулировал ситуацию.

Это неудивительно, потому что среди нас двоих я никогда не была правильной — в отличие от него. Он контролирует каждую мышцу на лице, каждое движение и взгляд, но в его контроле порой случаются короткие, секундные сбои, которые трудно не заметить.

— Сабина знает, что я здесь?

— Догадывается.

— Больше не защищай меня перед ней, — задумчиво прошу. — Я далеко не самый хороший человек и вовсе не идеальный стилист. Иногда я поступаю нечестно и неправильно по отношению к окружающим. Наверное, мне нужно было самой принять ответный удар.

— Если ты намекаешь, что платье было испорчено намеренно — давай, пожалуйста, так, чтобы я этого не слышал.

— Я испортила образ твоей невесты.

— Алина…

Упираясь ступнёй в кожаную обшивку кресла напротив, я почти сползаю в своём.

— Я. Его. Испортила. Слышишь?

— Зачем?

Аслан перехватывает меня за щиколотку, пригубливая вино. Эта грубость непривычна: его хватка становится требовательной, а взгляд исподлобья — продолжительным и тяжёлым. Я не знаю, что со мной, но когда его пальцы сжимаются на коже, а тепло прикосновений разливается по телу, как жидкий огонь, я не чувствую дискомфорта. Камин, у которого мы сидим, ненастоящий, но мне кажется, что я плавлюсь. По-настоящему, мать вашу, плавлюсь.

— Дурацкое скачкообразное настроение, — медленно растягиваю слова. — Оно преследует меня уже не первый месяц. Я пытаюсь с ним бороться, но иногда не справляюсь.

— Больше смахивает на ревность.

— Ты говоришь чушь, — несдержанно фыркаю.

— Сейчас не похоже, что ты не в духе. Немного капризничаешь, но не пакостишь.

— Это всё из-за медитаций и массажа, на который мы ходили с Лерой. Помнишь Леру?

— Да, разумеется.

— Мы до сих пор дружим.

Кивнув, Аслан отпускает мою щиколотку и расслабленно кладёт руку на подлокотник. Не уверена, прозвучали ли мои слова убедительно, но ногу я не убираю — будто намерена дразнить его дальше, хотя это совсем не так.

— Я рад, что рядом с тобой остались хорошие, преданные люди.

— Лерка знала обо мне всё — с тех пор, как ты улетел. С самого начала.

— Как она вообще? — интересуется Тахаев.

— Встречалась с парнем, собиралась за него замуж, но оказалось, что она у него была не единственной. Ой, там целая драма.

Я облизываю сухие губы и бегло скольжу взглядом по красивой мужской фигуре. На моём безымянном пальце сверкает дорогое обручальное кольцо. Примерно через неделю у Аслана оно тоже появится.

От этого осознания за рёбрами жжет. Не просто покалывает, а разъедает внутренности каплями кислоты.

Это останавливает от необдуманных поступков и ставит блок на любые неприличные мысли, но нет-нет, да в голове прорываются вопросы: хотела бы я ещё хоть раз почувствовать на себе эти сильные руки? А губы на шее и груди? А на секунду задохнуться под тяжестью мощного тела?

Ответ накаляет кровь, дезориентирует и лишает покоя, потому