Рут Харрис - Последние романтики Страница 43

Этим летом в Антибе никого не было, только я. Зельда, Валентино с женой, чета Мерфи, Мистингуэт, Рекс Ингрэм, Дос Пассос, Элис Терри, супруги Маклиш, Чарли Брэкетт, Мод Канн, Эстер Мерфи, Маргарет Намара, И. Филип Оппенгейм, скрипач Манн, Флойд Делл, Макс, Кристал Остмэн, бывший премьер Орландо, Этьен де Бомон, и хотя нам приходилось мириться с лишениями, это было самое подходящее место для того, чтобы спрятаться от всего мира. Но мы отлично проводили время. Я не представлял, когда мы вернемся домой…

Глава седьмая

1

Бой, продукт многовековых традиций, предпочитал, чтобы год складывался из сменявших друг друга привычных ему событий. Он чувствовал себя особенно уверенно, когда делал что-то такое, что ему уже приходилось совершать раньше. Оставив Миранду в Лондоне заказывать подвенечное платье, надзирать за внутренней отделкой и украшением дома в Белгравии и разбираться с тысячами тех дел, которыми занимаются женщины, собирающиеся замуж, он пригласил Николь поехать с ним в Монте-Карло, чтобы отправиться оттуда в морской круиз. Николь, которая никогда и ни в чем не могла отказать Бою, уступила ему и теперь, даже несмотря на то, что ей уже удалось подняться на новую ступень своей успешной карьеры. Ее ателье, которых теперь стало три, были загружены работой так, как никогда раньше. С каждым новым сезоном у нее становилось все больше клиентов, а заказов на летний сезон 1925 года было столько, что это стало явным рекордом. В довершение всего Николь получила первое официальное признание своей деятельности: комитет по подготовке предстоящей Выставки декоративных искусств пригласил ее продемонстрировать свои модели. Выставка должна была состояться осенью. Предполагалось, что она будет посвящена в основном мебели и архитектуре, поэтому всего несколько модельеров получили приглашения участвовать в ней, и Николь была среди них. Теперь «Редон», новый дом моделей, созданный менее двенадцати лет назад, становился в один ряд с такими фирмами, как «Ворф», «Ланвин», «Пато» и «Пуаре». Заветная мечта Николь о собственном доме моделей становилась реальностью. Но, несмотря на свой успех и заслуженные почести, Николь бросила все и поехала в Монте-Карло. Бой приветствовал ее поцелуем и преподнес подарок: портсигар, украшенный драгоценными камнями. Николь полагала, что они сразу же отправятся в круиз, но «Белое облако» оставалось в своей бухте.

За три последующих дня пришвартованная к берегу яхта так и не снялась с якоря, и каждый вечер Бой ходил в казино, где обменивал крупные суммы денег на большие столбики фишек. Проигрывая, он снова покупал фишки в таких количествах, чтобы их хватило до самого утра. Выигрывая, он удваивал ставки и продолжал играть, пока не проигрывался вчистую. Николь не играла даже на те деньги, которые дал ей Бой специально для этого. У нее не было никаких моральных возражений против азартных игр, но она не могла заставить себя забыть про нищету и порванные платья и играть на деньги, рискуя их потерять в зависимости от того, как упадут кости или какая придет карта. Деньги имели для нее слишком большое значение, и, несмотря на все напоминания Боя о том, что она становится богатой женщиной, она не ощущала себя разбогатевшей. Поэтому она сидела в казино, наблюдая за Боем, испытывая скуку и безразличие, внезапно сменявшиеся раздражением и даже злостью. Она не затем покинула Париж, где ею восхищались и в ней нуждались, чтобы делить своего любовника с игорным столом. Она настойчиво спрашивала его, когда же они начнут свой круиз, а он отвечал, что пока ему не хочется уезжать из Монте-Карло. Он ожидал, что Николь заведет разговор про Миранду и его помолвку, и злился на нее за то, что она воздерживалась от этого.

На четвертый день утром Бой появился на палубе, чтобы выпить кофе и перекусить, в цилиндре и в том же самом фраке, в котором он был накануне вечером. Николь уловила запах духов другой женщины. Бой изменил ей не в первый раз, но впервые откровенно провоцировал ее на скандал. Он ждал слез, криков, угроз, ругательств и оскорблений. Он рассчитывал нарваться на бурную сцепу, которая бы завершилась каким-либо физическим действием, например пощечиной, а потом последовало бы нежное и страстное примирение. Николь вела себя сдержанно и была спокойна. Такой реакции он от нее не ожидал.

– Мы близнецы, разве ты не помнишь? Мы даже всегда носим похожие вещи… – начала она, жестом показывая на свой белоснежный яхтенный костюм, почти такой же, какой был у Боя. – То, что у нас есть, это неповторимо. Это ничем нельзя заменить. Мы спасли друг друга от одиночества. Почему ты хочешь все это разрушить? – Она говорила спокойным голосом, но, когда она взяла свой кофе с молоком, Бой заметил, что руки ее дрожат.

Бой оказался застигнутым врасплох. Он был удивлен; он был смущен. А действительно, почему он хотел погубить все то, что у них было с Николь? Женитьба не обязательно должна все изменять… впрочем, он не знал…

– Не знаю, – наконец выговорил он. Он не мог посмотреть ей в глаза.

– Разве для тебя это не имеет значения? – спросила Николь.

– Нет, – сказал он. – Мне все равно.

Но в действительности ему было не все равно; он просто не представлял, как в этом признаться.

– А мне это небезразлично, – сказала Николь. – У нас есть прошлое. Своя история. Я не намерена расставаться с этим.

– Что ты собираешься делать? – спросил Бой. Подумав секунду, Николь решила воспринять его вопрос буквально.

– Я собираюсь наслаждаться отдыхом, – сказала она. – Я много работала и очень надеялась на этот круиз. По-моему, мы должны поднять якорь и отплыть сегодня утром.

– Ты этого хочешь? – спросил Бой. Он чувствовал облегчение и злость. Он был разочарован отказом Николь устраивать сцену. Его злило, что имя Миранды так и не было упомянуто. И он не понимал, в какую игру играет с ним Николь.

– Да, именно этого я хочу.

Бой пошел к капитану, чтобы отдать ему приказание, а Николь подумала, что ей удалось спасти свой любовный роман и свое будущее. Бой, не знавший, как выразить свои чувства, был в ярости. Она не сделала ничего такого, чтобы у него появилось право так на нее злиться. Он чувствовал себя обманутым, но не понимал, в чем именно.

2

Для Кима июль тянулся нестерпимо долго. Он отсчитывал минуты и часы, которых другие не замечали: от этих часов зависело прибытие почты поездом из Парижа или пароходом из Нью-Йорка; по этим часам открывался и закрывался телеграф. Его мучила неизвестность, потому что от Перкинса не было никаких известий. Гордость не позволяла ему самому обратиться к Перкинсу и спросить, что тот думает про «Дело чести», как поступил бы какой-нибудь дилетант. Впервые за всю свою профессиональную жизнь Ким терзался сомнениями.