Поймать солнце - Дженнифер Хартманн Страница 40

Пятачок,

Могу ли я все еще называть тебя так? Надеюсь, что да.

Многое изменилось, но я молюсь, чтобы это никогда не стало одним из них.

Я подрался с одним из охранников, Олсеном. Он во многом никчёмный придурок, но хочешь знать, почему я сорвался?

Он неуважительно отозвался о моей младшей сестре.

Он увидел твою фотографию, которую мама прислала мне, прежде чем подробно рассказать, что он хочет с тобой сделать. И я показала ему, куда приведет его этот ход мыслей.

Мои руки в наручниках сомкнулись вокруг его шеи, прежде чем он успел сделать еще один бесполезный вдох. Я как бы отключился, но, похоже, успел нанести хороший удар, прежде чем другой охранник оторвал меня от него.

Они поместили меня в изолятор на некоторое время, и уверен, что будут еще более серьезные последствия. Говорят, Олсен поправится, но готов поспорить, что его разбитый нос будет напоминаем о том, что нужно следить за своим поганым языком.

В любом случае, я все еще защищаю тебя.

Даже находясь за сотни миль.

Даже в камере смертников.

Джона

Мама смотрит на меня, пока я пытаюсь избавиться от мрака, когда образ Джоны, избивающего тюремного охранника, снова и снова всплывает в моей голове. Когда я была моложе, мне казалось, что вспышки гнева Джона в мою честь были достойными уважения и смелыми. Теперь же это лишь леденящее душу напоминание о том, почему он сидит в камере смертников.

— Ты в порядке? — спрашивает она.

— В порядке. — Я теряюсь в его письмах, гадая, как он держался в изоляции, были ли какие-то последствия и почему меня это вообще волнует.

Перестань беспокоиться, Элла.

Жизнь станет намного проще, если ты перестанешь беспокоиться.

Маленький белый камешек зажат в моей руке, которая с каждой секундой становится все более потной. Я уже перестала задумываться, почему ношу его с собой, просто ношу. По какой-то причине он приносит мне утешение. Сосредотачивает меня, служит успокаивающей связью с той девушкой, которой я когда-то была. Девушкой, которая завивала волосы и смеялась больше, чем плакала.

Я думала о том, чтобы завить волосы сегодня, но не стала. Они выглядят так же, как и всегда: высушенные феном и распущенные, ниспадают на плечи рыжевато-коричневыми волнами. Хотя я попыталась скрыть следы бессонной ночи с помощью консилера и нескольких мазков мерцающих теней для век цвета шампанского. Мои губы блестят. Платье хорошо сидит на моей фигуре. В общем, я выгляжу не так ужасно, как чувствую себя.

Мама смотрит на меня. Краем глаза я вижу, как она изучает меня, в то время как свет фар напротив нас высвечивает мою нервную дрожь. Я крепче сжимаю камень.

— Сегодня будет весело, — говорит она мне, ставя машину на парковку, когда я не двигаюсь с места. — И ты такая красивая.

Красивая.

Макс сказал мне, что я красивая, пока мы вместе смотрели на озеро, а позади нас смеялись люди у костра. Это было самое приятное, что мне говорили за последние годы. Но я сбежала от комплимента, как и от его предложения пойти на танцы вместе. Он сказал, что мы повеселимся, и я поверила ему. Только поэтому я сейчас здесь и выгляжу красиво.

— Спасибо, — бормочу я, посылая маме слабую улыбку. — Я потом найду, на чем доехать до дома.

— Я на связи. У меня все равно полно работы. Напиши мне, если понадобится, чтобы я за тобой заехала.

Понятия не имею, какую работу она должна сделать, но заставляю себя кивнуть.

Она сжимает мое голое колено, ее глаза мерцают серовато-зеленым. Мама выглядит счастливее, чем раньше. В ее глазах мелькает неподдельная радость.

— Хорошо проведи время, — говорит она, прежде чем я ухожу.

Я открываю пассажирскую дверь и сползаю с сиденья, засовывая камень в свою старую потертую сумку-хобо. Не то чтобы это был модный аксессуар для танцев, но модные вещи мне больше не идут.

— Увидимся позже, — говорю я. Затем закрываю дверь и замираю на обочине, неловкая и одинокая, пока машина отъезжает и исчезает в ночи.

Я смотрю на фасад здания, ковыряя ноготь большого пальца. Разноцветные платья и раскачивающиеся волосы движутся в такт громкой музыке, в то время как пульсирующий свет проникает сквозь двойные стеклянные двери.

Глубоко вздохнув, шагаю вперед в своих поношенных туфлях на высоком каблуке и вхожу в здание. Диджей врубает попсовую версию «Поехали ко мне вечером» Эдди Мани, пока я сжимаю ремень своей сумки и пытаюсь не споткнуться и не упасть лицом в море наполненных блестками воздушных шаров. К счастью, в углу спортзала стоит стойка с пуншем, и я направляюсь к ней, чтобы отвлечься.

Я как раз допиваю вторую порцию, когда рядом со мной появляется парень из моего художественного класса. Кажется, его зовут Брэндон.

— Элла, верно? — говорит он, протягивая руку за пластиковым стаканчиком с пуншем. — Я Лэндон. Мы вместе занимаемся искусством.

— Круто. — Не думаю, что это так уж круто.

Он кивает, лениво окидывая меня взглядом от моих потертых абрикосовых туфель на каблуках до небольшой ложбинки, выглядывающей из декольте.

— Ты выглядишь потрясающе, — говорит он.

Я моргаю.

Потрясающе.

«Потрясающе» — одно из тех слов, которые становятся менее значимыми, чем больше вы их произносите. Не знаю, почему. Каждый раз, когда слышу это слово, я морщу нос и насупливаю брови, а потом повторяю его в голове снова и снова, пока оно не превращается в не-слово.

Я понимаю, что выражение моего лица противоположное тому, что оно должно выражать в ответ на комплимент, поэтому компенсирую это безумными глазами, ухмылкой во весь рот и вялым кивком, что делает меня похожим на Джека Николсона из «Управления гневом», который жутко кивает на гифке.

Лэндон медленно отступает.

Минус один.

Я беру еще один стаканчик пунша в надежде, что мой мочевой пузырь спасет меня от этого кошмара и я смогу спрятаться в туалете на некоторое время. Отойдя к дальней стене, где нет людей, откидываюсь назад и верчу стаканчик в пальцах. Спортивный зал заполнен вспышками света и шумом, пока я перевожу взгляд с одного танцующего тела на другое в поисках кого-нибудь знакомого, за кого я могла бы зацепиться.

Бринн.

Кай.

Даже Маккей.

Но в основном я ищу…

Макса.

Я выпрямляюсь у стены и крепче сжимаю стаканчик, когда замечаю его