Война Поппи - Лорен П. Ловелл Страница 40

— Не говори таких вещей.

— Хорошо, — его пальцы крепко стискивают мою блузку. — Пожалуйста, не оставляй меня.

Я наклоняюсь лицом к его лицу.

— Я не оставлю тебя, — и я так сильно хочу поцеловать его, что ловлю себя на том, как закрываю глаза. Я делаю вдох, борясь с собой. — Друзья, несмотря ни на что, помнишь? Я обещала.

— Я не хочу быть просто твоим другом, — шепчет он, проводя пальцем по моей нижней губе. — И я чувствую себя гребаным придурком из-за этого.

Мое сердце бешено бьется в груди, и я понимаю, что улыбаюсь. Часть меня хочет сказать ему, что я не просто его друг… что я не знаю, были ли мы когда-нибудь действительно просто друзьями, но этот разговор должен состояться, когда он будет трезв — когда бы, черт возьми, это ни случилось. Брэндон может и развалина, но он моя развалина.

— Возможно, это не выбор. Это выживание.

И это действительно так. Действительно так.

Глава 26

Брэндон

“No One Will Ever Replace Us” — Courteeners

Я просыпаюсь и начинаю рычать от солнечного света, который бьет прямо по глазам, раздражая сетчатку. У меня раскалывается голова, а во рту стоит такой привкус, будто что-то туда забралось и погибло. Я закрываю глаза рукой, чтобы заслонить свет. Ощущаю рядом движение на кровати и упираюсь взглядом в Поппи. Она лежит спиной ко мне, а ее темные волосы рассыпались по подушке.

Вздохнув, провожу руками по лицу. Я не могу вспомнить ни хрена, кроме того факта, что она не пришла домой позавчера, и я начал пить. Что бы ни происходило между нами, это чертовски опасно для меня, потому что важно. Я выползаю из постели, иду в ванную и спотыкаюсь в душе. Такое ощущение, что в моей голове поселился марширующий оркестр, и, несмотря на то что в голове проносятся тысячи мыслей, думать больно.

К тому времени как я выхожу из душа, Поппи уже нет в спальне. Я надеваю рубашку вместе с парой спортивных штанов и морально готовлю себя, прежде чем отправиться на кухню. Она поворачивается ко мне лицом, как только я вхожу, и ее глаза встречаются с моими. Мое сердце болезненно сжимается в груди, и мне хочется пнуть себя за это.

— Эй, — бормочу я.

— Как твоя голова? — она ухмыляется.

— Бывало и лучше.

Поппи наливает чашку кофе, затем открывает шкафчик, берет бутылку виски и делает глоток. Улыбаясь, она передает ее мне.

— Как ты это называешь? — спрашивает она. — Собачья шерсть или что-то в этом роде?

Я фыркаю.

— И ты называешь себя чертовой ирландкой, женщина? — я беру кружку и делаю глоток горячей жидкости.

Низкий смех срывается с ее губ.

— Но я не ирландка, Брэндон… помнишь?

— О, я знаю, — ухмыляюсь я. — Полукровка.

— Мудак. Я — американка, а не чертова полукровка, — ее глаза сузились. — По крайней мере, я — не цыганка. — Я не осознавал, как сильно нуждаюсь в том, чтобы она нормально со мной разговаривала и даже оскорбляла меня так же, как всегда.

— Не притворяйся, что тебе плевать на пронырливых парней, — говорю я. Поппи всегда охотно слонялась по лагерю цыган вместе со мной и Коннором. Она любила собак и лошадей. Черт, моя мама пыталась подарить ей собаку каждый раз, когда она появлялась.

— До тебя — никогда, — она делает вдох, пока ее глаза изучают меня. — Так ты понял, что я любила тебя все эти годы, Брэндон? И не лги мне.

Я зажмуриваюсь и хватаюсь за край кухонного острова.

— Не говори так, — шепчу я.

— Ответь на мой вопрос.

— Он любил тебя. И только это имело значение.

— А я полюбила тебя первой. И много лет только это имело для меня значение.

Я ударяю ладонью по столешнице.

— Блять, Поппи. Что ты хочешь, чтобы я сказал? Да, я знал, что ты в меня влюблена. Да, я чертовски хотел тебя, но я был плохим. Я и есть плохой. Коннор… Коннор был хорошим. Он заслуживал тебя.

Все это оставалось между нами годами — невысказанным, но всегда присутствующим. Коннор служил сдерживающим фактором, потому что я всегда ставил его счастье выше своего. Каждый проклятый раз. Он был моим братом, и я бы отдал ему весь мир. Мы впервые говорим о чертовски большом розовом слоне, который всегда был на периферии.

— Это и есть то, что было… все эти годы? — на секунду она морщит лицо. — О том, что, по-твоему, я заслужила? — Ее челюсть подрагивает, и она делает вдох. — Потому что я скажу тебе, что, как мне кажется, я заслуживала того, чтобы быть любимой парнем, в которого я влюблена, и чтобы он признал, что лишил меня девственности, чтобы он обращался со мной так, будто я больше, чем просто чертов друг.

Я провожу рукой по волосам.

— Я бы уничтожил тебя, Поппи.

— Брэндон, разве ты не понимаешь, что все равно это сделал? — она качает головой. — В итоге ты все равно это сделал.

— Но рядом с тобой всегда был Коннор, чтобы утешить и любить тебя.

Она готова заплакать, у нее краснеют щеки.

— Он был, — она кивает. — Ну, а что сейчас? Кто теперь меня снова утешит, Брэндон?

Я делаю долгий вдох и смотрю на пятно на полу.

— Я люблю тебя, Поппи. Больше всего на свете. Но я не буду смотреть, как ты опускаешься со мной на дно. Ты все, что у меня осталось.

Она заставляет меня хотеть чего-то большего. Она вселяет в меня надежду, а надежда опасна для такого парня, как я, потому что, если в итоге ее просто нет, кажется, что ничего больше не осталось. И если мы это сделаем, однажды она уйдет, потому что я сломаю ее так, как делаю всегда и со всеми. Я просто пытаюсь оттянуть неизбежное, держать ее на расстоянии вытянутой руки так долго, как только смогу.

— Ты… — она делает шаг ко мне, ее лицо выглядит сердитым, ноздри раздуваются в гневе. — У тебя, черт возьми, нет выбора.

Я не могу не ухмыльнуться. Маленькая Поппи Тернер, такая милая и в то же время свирепая.

— Неужели?

Она делает еще один шаг и хватает мою футболку, притягивая меня к себе.

— Я люблю тебя. У меня нет выбора, Брэндон.

Мое сердцебиение учащается, и ко мне подкрадывается застарелое чувство тоски. Это эгоистично и дерьмово с моей стороны, но я начинаю терять из виду все причины, по которым мне следует держаться от нее подальше. Я обхватываю ее