Энн Брашерс - Последнее лето - твое и мое Страница 4

После окончания средней школы он стал слишком все усложнять. Иногда он по непонятным для нее причинам становился тихим и задумчивым. Она всегда считала, что, пройди он тест на спасателя, Пол был бы счастлив. Она в это искренне верила. Позже он присоединился к каким-то странным политическим группам и пытался организовать Центральный американский союз сборщиков фруктов, но те оказались чересчур ушлыми, чтобы купить что-то из того дерьма, что он пытался продать.

«Я приехал со всеми своими политическими взглядами, однако окружающие меня бедность и несчастья сводят их на нет, — писал он ей с фермы у Бейкерсвиля. — Вчера ночью, пока я спал, кто-то выкрал у меня из брюк бумажник. Чувствую всю нелепость своего положения».

Она не пыталась с ним спорить. «Надо было стать спасателем», — писала она в ответ.

И все же она действительно любила его. Поэтому, даже не принимая его устремлений, она переживала из-за его разочарований.

— Можешь меня подменить? — спросила она Адама Прайса.

Этот спасатель-дублер был моложе ее на шесть лет.

Он согласился, и она вскочила со стула. Испытывая хорошо знакомую радость, она подошла к воде и нырнула в океан, где сейчас не стал бы плавать ни один нормальный человек. Сделав несколько мощных гребков, она подплыла к Полу.

Пока Алиса смотрела с берега, они вместе качались на воде, огибая линию мощного прибоя и словно дразня волны.

Глава вторая

ЕСЛИ НЕ ПОСТАРАЕШЬСЯ, СТАНЕШЬ ПОСРЕДСТВЕННОСТЬЮ

В старые времена Пол приходил к ним в пижаме, чтобы побороться за хорошую кашу. Алиса догадывалась, что это была одна из немногих битв, какие он мог выиграть или проиграть. Самое главное было — прийти пораньше.

Его огромный дом стоял между их домом и океаном. Два этих дома стояли так близко друг от друга, что по ночам, когда океан был спокоен, можно было слышать, как ссорятся родители в соседнем доме. В его доме было семь спален и телевизор. Чистый, прибранный дом, один из шкафчиков которого был забит коробками с хлопьями. Но в ранних детских воспоминаниях Алисы никто никогда не приходил туда, чтобы съесть фруктовых шариков, а тем более — чтобы побороться за них. Алиса чувствовала, что маленькие дети инстинктивно предпочитали жить в маленьком доме, а не в большом.

В то утро Пол тоже появился у них, хотя и не в пижаме. На нем были ярко-желтые, колом стоящие брюки, едва не заставившие Алису рассмеяться. Но она сдержалась, с недоумением думая о том, что он больше не приходит к ним по утрам.

Он пришел к ним привычным путем — через черный ход. Если идти нормальным путем, то пришлось бы пройти по деревянному настилу, по меньшей мере, сто пятьдесят шагов, и еще больше для Алисы, но гораздо меньше для Пола. А вот песчаная тропинка среди зарослей тростника была длиной тридцать шагов самое большее, притом была скрыта от окружающего мира.

— Ты уже позавтракал? — мимоходом спросила Алиса, излишне заботящаяся о мелочах.

— Нет, — у него был слегка виноватый вид. — Но это неважно. Необязательно меня кормить.

Она пододвинула к нему коробку рисовых хлопьев, а также миску и ложку. Он молча положил себе хлопьев, позабыв, казалось, нужные слова.

— Молока? — спросила она.

— Спасибо.

Подперев подбородок рукой, Алиса смотрела, как он ест. Обычно он не возражал, чтобы на него смотрели.

— А что у тебя с волосами? — спросила Райли, проходя из кухни в прачечную.

— Отросли, — ответил он, с удовольствием хрустя хлопьями.

— И так сильно?

— Угу, так сильно.

— Мои так не отрастают, — заметила Алиса.

— Потому что ты, вероятно, их моешь и расчесываешь.

— В общем, да.

— Ну вот.

— Они у тебя не так уж хорошо выглядят, — сказала Райли вполне обыденным тоном, держа под мышкой полотенце.

— Я знаю, — ответил Пол, нащупав пальцами один из свалявшихся комков. — Немного чешутся. Думаю, на лето постригусь. — Положив ложку, он взглянул на Алису. — У тебя все еще есть парикмахерские ножницы?

Она потрясла коробку с хлопьями, чтобы посмотреть, хватит ли еще на одну тарелку.

— Да. Хочешь их одолжить?

— А ты могла бы это сделать? — спросил он.

Она поставила коробку на стол.

— Ты хочешь сказать, могла бы я тебя постричь?

— Ага.

Иногда она стригла его, и Райли тоже. Время от времени стригла и других ребят. В качестве услуги вынимала из волос комки жевательной резинки и репьи. И не потому, что хорошо умела стричь, но потому только, что однажды дядя Пейтон подарил ей парикмахерский набор с хорошими ножницами. А иначе приходилось бы уезжать с острова.

Может ли она его постричь? А почему бы и нет?

— Что-нибудь простенькое, — сказал он.

— Сделай ему пышную шевелюру, — предложила Райли.

— Думаю, что смогу.

Он встал, выжидающе глядя на нее.

— Прямо сейчас? — спросила она.

Лучше было бы немного повременить, и тогда он об этом забудет.

— Да. Это ничего?

Она почти машинально поднялась вслед за ним по лестнице. У них была лишь одна ванная комната, и они с Райли подолгу препирались о том, чья очередь ее убирать. Пол сел на край ванны, как привык это делать.

Райли встала в дверном проеме с усмешкой на лице.

Ножницы лежали в шкафчике, все в том же пластиковом футляре. Алиса предпочла бы, чтобы они на нее не глазели. Ее смущала такая приверженность Пола к ее ножницам.

— Ладно. Так… — начала она. — Просто, гм…

— Просто отстриги их.

Он стянул через голову футболку, что только усилило ее неловкость. Она заставила себя сосредоточиться на его голове. Теперь его лицо находилось на уровне ее груди, а обычно было наоборот. Он посмотрел на нее снизу вверх, и у нее возникло ощущение, будто она состоит из одних ноздрей.

— Не все, конечно…?

Она не смогла бы постричь его наголо.

— Смелее. Делай, как хочешь.

— Думаю, ты найдешь там какую-нибудь живность, — прокомментировала Райли.

Алиса кивнула. Не это ее беспокоило. Невозможно было вырасти вместе с Райли и быть ханжой.

Смешно подумать, о каких вещах они втроем только ни говорили. Часто их интересовали вполне конкретные вещи. Конкретные или метафизические, а иногда нечто среднее. Еще один пережиток, своего рода прерогатива ребенка. Они говорили о рыбе, и они говорили о Боге. Но по мере того как ребенок подрастал, его начинало занимать то, что посередине.

Прошлым вечером, когда по кровельной дранке барабанил дождь, они несколько часов проговорили, сидя на усыпанном песком полу в их гостиной. Они говорили о сильных штормах, смытых волной домах, о старой прогулочной дорожке, проходившей некогда по берегу океана и лежащей теперь глубоко под водой. Они говорили о неизменности своего острова, вопреки тому, что он постоянно менял очертания. Алиса испытывала облегчение от того, что родителей нет дома, что они втроем, как и прежде. Поэтому разговор их перескакивал с предмета на предмет, иногда заходя в тупик. Они могли позволить себе не обсуждать серьезные темы — например, то, чем каждый из них занимался за прошедшие три года.