Риза Грин - Девять месяцев из жизни Страница 39

Более того – когда он ушел, я попыталась проанализировать, что же меня вывело из себя, потому что милые люди не слетают с катушек без всякой причины; причина должна быть глубокой. И я пришла к выводу, что на него я вообще не злилась – он всего лишь олицетворял самое ненавистное в моей работе, а именно тот факт, что в ней ничего не меняется.

Да, каждый год дети разные (генетически), но, за редкими исключениями, они все практически одинаковые. Год за годом они старательно обзаводятся внешкольной работой – вожатый летнего лагеря! президент клуба отличников! зампредседателя комитета по подготовке выпускного бала! И год за годом они хотят поступать в одни и те же колледжи – Пени! Джордж Вашингтон! Мичиган! Эмори! И год за годом они пишут одни и те же тоскливые предсказуемые сочинения.

Какая художественная или документальная книга произвела на тебя наибольшее впечатление? Понятно какая – классика программы младшей школы, «Над пропастью во ржи», разумеется! (Или более простонародный материалистический вариант – «Великий Гетсби».)

Какой человек оказал на тебя наибольшее влияние? Понятно какой – дедушка, кто же еще? Он приехал из[19] страны с двадцатью долларами в кармане и добился успеха в качестве[20], на которого все теперь смотрят и восхищаются!

Что ты делаешь, чтобы изменить мир? Понятно что – провожу три часа раз в шесть месяцев, раздавая вонючий суп ужасным босым людям, потому что у нас в школе требуется обязательное участие в социальной работе и, слава богу, потому что теперь мне есть, что написать в этом сочинении!

Бывает, конечно, когда расскажут что-нибудь новенькое, но в девяти случаях из десяти я услышу одно и то же. Даже кризисы у них одинаковые – Я отправил заявление в Аризонский государственный пять недель назад, а они его до сих пор не получили! Я пересдавал CAT и потерял еще тридцать баллов! Я хочу поступать в колледж, а родители говорят, чтобы я оставался здесь, потому что это дешевле!

Нет, частная школа – это такой мир, в котором ничего не меняется, детки растут в лос-анджелесских джунглях как сорняки, ничего не знают о жизни и не испытывают никаких потрясений сильнее ливня или очередного родительского развода.

Самое смешное, что именно своей предсказуемостью меня поначалу и привлекла эта работа. В бытность мою юристом, когда каждый день грозил перейти в нескончаемые рабочие сутки и за каждым углом подстерегали непредвиденные обстоятельства, мне так нравилось думать, что есть же на свете такая легкая и логичная работа. Но что-то в последнее время она меня больше не радует. Я даже не знаю, то ли из-за того, что личная жизнь не в порядке, то ли еще из-за чего, но я все чаще задаю себе вопрос: а хочу ли я тратить свой диплом Лиги Плюща на это занудство?

К тому же в этом году мне не дается никакая работа. Я не могу сконцентрироваться ни на чем, кроме себя самой, своей матки и того, как она на меня влияет. Я просиживаю долгие часы потенциально продуктивного рабочего времени, выкапывая в сайте «Ваш Малыш» свежую информацию. Серьезно, несколько дней подряд я просиживала за компьютером целое утро, загружая в «Ваш Малыш» различные комбинации роста и веса, чтобы получить данные об оптимальном прибавлении веса в течение беременности: например, если у меня рост сто семьдесят два сантиметра (в туфлях), а вес до беременности – пятьдесят семь с половиной килограммов (каковой я имела в течение пяти минут в июне, после двух недель напряженной борьбы с углеводами), тогда мне можно набрать примерно тринадцать с половиной килограммов, что, как мне кажется, совсем неплохо, хотя все равно больше, чем хотелось бы. Однако если у меня рост сто семьдесят один с половиной сантиметр, а вес до беременности пятьдесят восемь с половиной килограммов (не подумайте, что так и есть, это просто одна из опробованных комбинаций), значит, я наберу примерно пятнадцать с половиной килограммов, что абсолютно неприемлемо и чуть не довело меня до сердечного приступа... А по вечерам я читаю статью за статьей про то, как бороться с тошнотой, про то, в какой позе спать, чтобы не уставала спина, и про вопросы, которые надо задавать акушеру на ежемесячном осмотре.

Плюс ко всему, я постоянно думаю о том что, если я такая сейчас, когда всего лишь беременна, какой же я стану, когда родится ребенок и появятся проблемы, от которых можно действительно свихнуться? Смогу ли я вообще работать?

А уходить с работы я не хочу. Да и не могу. Эндрю только в январе открыл новое дело (третье, с тех пор как он закончил колледж), и моя зарплата нам очень нужна, по крайней мере до тех пор, пока положение его компании не станет более стабильным. Начальная фаза, реинвестиция доходов для стимуляции движения денежной наличности или еще что-то в этом роде; я честно стараюсь проявлять интерес, но как только он начинает экскурсию по своим сводным таблицам, я тут же отвлекаюсь, так что историю так до конца и не дослушала. Но это совершенно не важно, потому что я не хочу уходить с работы. Несмотря на периодические мечтания о карьере домохозяйки и сладкой жизни в стиле Джули, я просто не могу себе представить, как я буду жить без работы, даже такой занудной. Если мне целый день будет нечего делать, у меня, наверное, появится зависимость от болеутоляющих или заведется платонический, но оттого не менее опасный сетевой роман с каким-нибудь посетителем чата любителей воскресных кроссвордов «Нью-Йорк таймс» или еще чего похуже.

Но в то же время (меня это пугает, признаюсь, – ведь, несмотря на то что разводить такие сантименты совсем не в моем характере, они сидят во мне глубоко и надежно, и ничего с этим не сделаешь), я не хочу работать целый день, чтобы кто-то другой растил моего ребенка, пока я сутками просиживаю у себя в кабинете. Мы все видели, что случается с такими детьми, в этих фильмах, сделанных для показа по телевизору в восемь вечера. Да вы сами знаете. Начинается как бы весело, но слегка патетично – деточке надоело каждый вечер есть полуфабикаты, и она в восемь лет от роду начинает готовить всякие гурманские изыски (изображается нарезкой кадров с деточкой в разном антураже – в спальне, в школьном автобусе, в ванной, – но все время уткнувшейся носом в «Основы кулинарии»; а потом за игрушечным столиком рядом с ней на пластиковых стульчиках сидят куклы и кушают с пластиковых тарелочек шикарный обед из четырех блюд).

Когда в школе устраивают благотворительную распродажу пирогов, она вместо мамы сама печет трехслойный торт, пропитанный ромом (рецепт выбран самостоятельно, чтоб выглядело посложнее, по-взрослому, и чтоб никто бы не догадался, что сделано ребенком), – она знает, что у мамы нет ни времени, ни способностей испечь хоть что-нибудь, а деточка лучше умрет медленной смертью, чем появится в школе с упаковкой глазированых пончиков из супермаркета, как в прошлом году.